НАЧАЛО

 

 

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 17-й.

 

И настал семнадцатый день.

И сказал Люцифер:

– Человек всегда может остаться человеком. При любых обстоятельствах. Остаться свободным. Свобода – это внутреннее состояние. Состояние души.

 

 

ПИСЬМО.

 

«Бывает унижение для славы, а иной от

унижения поднимает голову».

Книга премудрости Иисуса,

Сына Сирахова.

 

 «Если ты в день бедствия оказался

слабым, то бедна сила твоя».

Книга Притчей Соломоновых.

 

            Привет, Серый!

            Письмо твое получил, спасибо, что написал. Да, интересные, конечно, дела у вас там на воле творятся. А хотя, впрочем, чего там интересного-то?.. Всё одно и тоже ведь… Движуха вся эта бесконечная, тусовки беспонтовые. Шляпа всё это, короче, порожняки голимые.

            А, ну да!.. Пардон, пардон…

            В общем, я хотел сказать, мой друг, что всё твое, так называемое, времяпрепровождение не заслуживает, право, того, чтобы его так подробно описывать. Одно и то же ведь всё. Курорты да презентации, кабаки да тёлки. Деньги, деньги, деньги… Скука.

            Или может, лучше по-французски? Изящнее. А то по-русски как-то… грубовато… Ты не находишь?

            En general, mon  ami, je voudrais dire… 

            Ладно, ладно, расслабься! Не ведись. Это я шучу так. Юмор у меня теперь такой. Тюремный. Я же в тюрьме сижу, как-никак. В условиях, блядь, строгой изоляции. Вот и… Крыша едет. Башню рвет конкретно. Психологические проблемы, словом. Сам понимаешь. Нервный срыв. Ах!.. Жалко, нашатыря нет. Под рукой.

            Знаешь, вообще-то я за этот год здесь чего только не передумал!.. За всю свою предыдущую жизнь, наверное, столько не думал! Ну, естественно, – это ведь здесь времени много, а на воле-то все некогда было. Дела проклятые. Крутишься целый день как белка в колесе. Как пони в цирке бегаешь. С завязанными глазами и по кругу. Хлыст щелкает, лошадки бегут. А куда? Зачем?.. Бог весть. Вместе со всеми. Дрессировщик знает! Все же бегут! Думать некогда.

            «Так держать! Колесо в колесе. / И доеду туда, куда все».

            Вот и доехал… «Куда все»!.. Э-ха-хо…

           Ладно, впрочем. Не о том сейчас речь. Чего тебя всей этой шнягой грузить! У тебя и своих проблем хватает. Так что не будем! Не будем о грустном. Погрустили – и хватит! Хватит поэзии! Дальше у нас теперь одна только проза пойдет.

            Вообще, честно говоря, в тюрьме на самом-то деле не так уж и плохо. Мне, по крайней мере. Вот ей-богу! Даже нравится иногда. Местами, конечно, местами… Ну, «нравится» – это, может, слишком сильно сказано, но чувствую я себя здесь, во всяком случае, достаточно комфортно. А чего там!? Сыт-одет-обут. Крыша над головой. Забот никаких.

            Так что – думается хорошо,.. мыслей много… Совершенно подчас неожиданных, кстати сказать. О вещах, над которыми там, на воле, вообще никогда не задумываешься! За всей этой суетой блядской. Жизнь, наверное, просто так мудро устроена. Милосердно. Не дает тебе на воле времени думать ни о чем.. Так и всю жизнь прожить можно, ни о чем не думая. Чтобы начать – в тюрьму попасть надо. В экстремальные условия.

            Н-да… Так о чем это, бишь, я? А, ну да, ну да!.. Так вот. Знаешь, какое сравнение мне в последнее время все чаще в голову приходит? Образное. Как бы это поточнее сформулировать?.. выразить?.. 

            В общем, мне кажется, что жизнь человеческая подобна восхождению на вершину. Штурму! И момент покорения этой вершины, триумф! пик подъема! – является одновременно и началом спуска. Конца. И чем успешнее, сильнее был человек, чем быстрее сумел достичь он вершины, взобраться на самый верх – тем быстрее и начинает он потом катиться под гору. Диалектика, так ее растак! Закон отрицания отрицаний. Или как там это по-научному называется?. Ну, не важно.

             Ведь в чем смысл всей нашей жизни? Ее цель? Ну, не какая-то там заумная, философская, а обычная, житейская. Цель жизни любого нормального  человека – это прежде всего материальные блага, что бы там об этом ни говорили. Сначала быт – а потом уже всё остальное. Сначала надо бытовые проблемы решить, а потом уж и духовными займемся. На досуге. Бытие определяет сознание! Так нас в школе учили.

            Создать для себя, для своей семьи максимально благоприятные, комфортные условия; подогнать, подстроить окружающий мир под себя! Именно к этому-то любой человек и стремится, и в рамках этих своих представлений о счастье он и действует. Ну, естественно! А к чему же еще?! Дом – полная чаша, дети в хороших и престижных институтах учатся и пр. и пр. Это и есть для него счастье.

            И если человек достаточно успешен и удачлив, то к тридцати-сорока годам всё для него и заканчивается. Всё достигнуто! Счастье поймано за хвост и посажено в клетку. Вот оно сидит – смотри, радуйся! Мир полностью подстроен под тебя. Система замкнута. Дом, жена, дети… Всё есть. Всё!

            А дальше? Дальше-то что?.. Ничего. Духовными проблемами теперь заняться, конечно, можно – средства для этого есть – но вот самих-то проблем нет, вот в чем ужас! А откуда им взяться? Некогда тебе было ими заниматься, духовными проблемами – житейских хватало! Счастье за хвост ловил. Вот и поймал… Что хотел, то и получил. Проблемы формируются запросами, а какие у тебя могут быть «запросы»? Боевичок какой-нибудь убогий по телику посмотреть – да и то внапряг. Лучше в баню с телками пойти.

            Так что дальше – тупик. Болото, застой, загнивание. Деградация. Скука!! Скука! скука! скука! Адская, мертвящая, невыносимая. Каждый день похож на предыдущий, как две капли воды.

            Ничего не хочется, да и желать-то нечего – всё у тебя есть, всё уже достигнуто и сполна получено. Бизнес налажен, колёсики крутятся, бабки капают. Повар готовит, горничная убирает, охрана охраняет. Все при деле, все начеку – один ты не пришей к пизде рукав! Вокруг тебя всё кипит и бурлит, а ты как какой-то эпицентр тайфуна, где вечно царит мертвый штиль. У всех есть какие-то дела, у тебя одного нет!

            В доме всё чисто, убрано, постирано-поглажено, обед подают вовремя. Быт отрегулирован безупречно, как швейцарские часы.

            Ну, а дальше-то что? Дальше?! Ты для чего живешь? Чтобы обед в чистой квартире вовремя есть? А дальше – ничего. Ни-че-го. Ничего не происходит. Главная проблема – что нет никаких проблем. Вообще!

            Жизнь, стерва, как обычно, подло обманула. Ты вроде всегда побеждал и всего добивался, был такой сильный, дерзкий и удачливый! – и тем не менее как-то так в итоге получилось, что ты оказался на ее обочине. Она, вечно юная и беспечная, смеясь, ушла дальше, а ты остался в растерянности сидеть, так и не поняв толком, что же случилось и каким злым волшебством всё это произошло?

            Ты с азартом молодости, кипя от переизбытка сил, кинулся на штурм вершины!.. – а вершина оказалась не такая уж и высокая. Раз! – и ты уже там. Ты набросился на жизнь с кулаками, горя желанием поскорее урвать,  хапнуть свой кусок!.. вырвать, выхватить его силой у нее из рук!.. – и неожиданно обнаружил вдруг, что она оказывается, не слишком и сопротивляется.

            – Тише, тише, мосьё!.. Успокойтесь. Что Вам, собственно, надо-то?

            – Это! это!! это!!!  И вот это еще!!!!

            – Хорошо, хорошо! Вот, пожалуйста. Это всё?

            – Да… Всё…

            – Прекрасно! А теперь прощайте. Всего хорошего.

            Мне тут один сокамерник рассказывал, как он за границей жил несколько лет. Где-то в Европе. Бизнес у него там какой-то был, но неважно. Не в этом суть.

            Через два-три месяца, говорит, начинаешь буквально с ума сходить. Делать –абсолютно нечего. Если, там, денег нет, проблемы какие-то – то еще ничего. Лучше. Бегаешь, суетишься – время как-то и проходит. Но если проблем никаких – то всё! Вилы. С утра встаешь и не знаешь, чем заняться. Хоть на стенку от тоски лезь!

            Говорю жене:

            – Поехали в Будапешт?

            – Ну, поехали!

            Там же всё рядом. Несколько часов на поезде. Приехали, звоню друзьям.

            – Ты чем занимаешься?

            – Да ничем.

            – Мы сейчас приедем!

            Покупаем всё, приезжаем. Поживем несколько дней – и назад. Ну, в общем, дурью от скуки маялись.

            Вот и все мы так. Дурью от скуки маемся. Развлечения себе придумываем. Кто во что горазд. А какие могут быть развлечения у человека, который ничего не умеет, кроме как деньги зарабатывать? Который ни одной книжки за всю свою жизнь не прочитал? (Как подавляющее большинство моих сокамерников. Людей, как правило, в прошлом очень обеспеченных.) Что он может «придумать»?

            Короче, резюмирую. Подвожу итоги.

            К тридцати-сорока годам человек, если он успешен по жизни, полностью подстраивает окружающий мир под себя. Создает вокруг себя замкнутую, автономную систему. Окукливается. Заворачивается в кокон. Круг знакомых четко определен раз  и навсегда, интересы сформированы, быт отлажен до мелочей. Всё! Больше стремиться не к чему. Всё есть.

            Причем, чем он удачливее, состоятельнее, богаче, – тем лучше у него это получается. Тем замкнутее его система. Тем надежней и непроницаемее кокон.

            Если, скажем, ему еще хоть на работу ходить приходится – то это еще ладно. Это еще хоть что-то. Хоть какой-то просвет. Щель. Свежий воздух. Но уж если он хозяин, босс, бизнес у него есть собственный – то всё! Конец. Финиш. Амба. На работу ходить лень, да и незачем,  честно говоря, – всё и без тебя там прекрасно функционирует. Только мешаться и под ногами всем путаться.

            А больше делать нечего. Больше он делать по жизни ничего не умеет, а учиться уже поздно. Чему там можно в сорок лет «учиться»?! Да и зачем? Если деньги и так есть? Чушь все это! Баловство. Игра. С жиру. Вот он и начинает от скуки футбольные команды себе покупать и черные квадраты коллекционировать. Ну, правильно! Природа не терпит пустоты. Надо же ее хоть чем-то заполнить и хоть чем-то себя занять. Движухой какой-нибудь. Суетой. Окунуться с головой в эту суету и создать себе если и не настоящую жизнь, то хотя бы ее подобие. Видимость. Призрак. Мираж. Псевдожизнь. Гомункулуса.

            Настоящую, подлинную жизнь искусственно создать невозможно. Жизнь внутри кокона – это анабиоз. Вечная спячка. Полу-жизнь. Чтобы проснуться, нужны какие-то внешние события. Неконтролируемые процессы. Только в ходе них может родиться что-то новое. Настоящее! То, что именно-то и составляет суть жизни. Её соль.        

            Жизнь – это ведь и неприятности в том числе. А в искусственно созданном мирке, в коконе, никаких неприятностей нет и быть не может. Там всегда тепло и уютно. Никто ведь не может искренно, всерьез призывать беды на свою голову? Если человек ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, по-настоящему, без дураков, чего-то не хочет, он этого делать, разумеется, никогда и не будет. Говорят: можно себя заставить. Это не то! Заставить можно только ради чего-то. А значит, ты в душе этого все-таки хочешь. Ну, не прямо, так косвенно. Опосредованно.

            Например, не хочется вставать с утра на рыбалку, а надо. Надо, поскольку попасть на нее ты все же хочешь. Вот и заставляешь себя побороть лень.

            Но если, к примеру, ты страстно желаешь, мечтаешь посмотреть финал Кубка чемпионов – ты целый месяц его ждал! – а неожиданно приехавшей теще приспичило как на грех свой очередной идиотский бесконечный сериал смотреть, какую-нибудь там «Бедную Клизму», то… Это вот и есть простейший образчик того самого неконтролируемого внешнего воздействия, которое ты бы с превеликой радостью устранил, будь твоя воля. Потому что вот этого-то ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хочешь! И в твоем искусственно созданном, подогнанном под себя мире, никаких тещ и сериалов заведомо не будет. В крайнем случае, еще один телевизор ей купишь.

            Я к чему все это так долго и нудно расписываю и разжевываю? Да к тому, что тюрьма, как это ни парадоксально на первый взгляд звучит, но фактически это единственный РЕАЛЬНЫЙ шанс человеку нашего уровня и круга в зрелом возрасте снова вернуться к жизни. Возродиться! Проснуться от спячки. Порвать свой кокон. Сжечь старую жизнь и на ее месте построить новую. Начать все сначала. Снова окунуться в борьбу, изведать ее вкус, зажить настоящей, подлинной, полнокровной, невымученной жизнью!

            В тюрьме с тобой всё время что-то случается, что-то происходит. Какие-то внешние события, абсолютно от тебя не зависящие и тобой не контролируемые. То, от чего ты давным-давно отвык в реальной жизни. Шмоны, перетасовки, смены сокамерников, какие-то их проблемы и т. д. и т. п. Правда, события эти все большей частью нежелательные и неприятные, но это уже не столь важно! Главное, что ты постоянно находишься в самом водовороте жизни, в ее гуще,.. на тебя постоянно обрушивается поток, шквал новой, свежей информации – и уж только от тебя самого зависит, как именно ты ее используешь. Сможешь ли ты ее должным образом переосмыслить и переработать. Пойдет она тебе на пользу или во вред. Станешь ты в результате лучше или хуже. Главное, что она, это информация есть. А там уж!..

            Не зря же говорят: слабых несчастья ломают, а сильных закаляют. Слабые от них становятся слабее, а сильные – сильнее. Как обычно.

            В любом случае это, по большому счету, несравненно лучше того болота, которое было на воле. Из которого самостоятельно выбраться вообще, в принципе, невозможно! Как невозможно вытащить самого себя за волосы. Это только  у барона Мюнхаузена хорошо получалось. А остальным все же требуется помощь. Извне. Надо, чтобы кто-то посторонний тебя за волосы схватил.

            Вот скажем, здесь постоянно происходит смена сокамерников. Причем, как правило, случается это совершенно неожиданно и непредсказуемо. Когда этого меньше всего ждешь. Командуют вдруг: такой-то! с вещами! – и привет! Перевод в другую камеру или вообще в другую тюрьму. Был человек – и нет его. И увидишь ли ты его когда-нибудь еще в этой жизни – неизвестно. Скорее всего, никогда. А с этим человеком ты жил, порой, несколько месяцев в одной камере (хате), спал рядом на соседней койке (шконке), ел  за одним столом и знаешь его уже, как самого себя.

            Конечно же, это неприятно, целое потрясение! И для него, и для тебя, и для всех остальных. Жалко расставаться, привыкли же уже друг к другу. Да и неизвестно к тому же, кто на его место заедет. Может, черт какой-нибудь конченый. Который сразу разрушит весь устоявшийся уклад вашей нехитрой камерной жизни. Кровь всем выпьет.

            Это, если из хаты кого-нибудь забирают. А если уж тебя заказали – так вообще караул! Нервяк. Куда переводят?.. Что там за контингент?.. В ужатник какой-нибудь попадешь, к уродам каким-нибудь!..

            Словом, для всех это целое событие. Шок. И для тебя, и для всей хаты. Причем событие, от которого ничего хорошего не ждешь в принципе. И будь твоя воля, ты бы и сам – конечно же! – никуда не поехал, и из камеры бы никогда никого не переводил. Притираешься же к людям-то в конце-то концов. Даже если поначалу и трения какие-то между вами были. А новые – кто они? Да и опять-таки – привыкать к ним надо. В общем, лучше уж оставить всё, как есть. Спокойнее.

            Но – тебя тут никто и ни о чем не спрашивает. И это – характернейшая и принципиальнейшая особенность именно тюрьмы. Ты тут всегда не при делах. Всё происходит помимо твоей воли. Решение всегда принимают за тебя. И это в конечном счете, как ни странно, – благо!

            Потому что я вот сейчас оглядываюсь  назад – со сколькими же людьми я за этот год познакомился, сколько нового узнал! А жил бы в одной хате все это время, с одними и теми же персоналиями в одном котле варились бы, в собственном соку (а была б моя воля – так бы оно, несомненно, и произошло! и любой бы из нас именно этого захотел бы, если б его спросили!) – ну, что бы было?! Те же самые болото и застой в итоге. Как и на воле. Замкнутая система. Маленький мирок. Вырождение. Отсутствие свежей крови.

            Чтобы создать новое, надо разрушить старое. А это всегда болезненно. И потому у самого на это зачастую просто духу не хватает. И потому хорошо, замечательно! когда это делают за тебя другие. Поскольку это всё же необходимо. А иначе – тупик!

            Ладно, загрузил я тебя уже, наверное, по самое некуда. Задолбал всей этой своей философией доморощенной. Да? Но подожди! Самое интересное-то я еще под конец приберег. Самое, так сказать, пикантное-с. Сюрпризик-с. Маленький. Мне тут, знаешь, одна презаба-авнейшая мыслишка в голову пришла. На днях. На досуге.

            Представь себе такую гипотетическую тюрьму. Не совсем обычную. Ну, скажем, экспериментальную.

            Двухместные камеры: мужчина и женщина. Причем состав все время меняют, тусуют, как в обычной тюрьме.

            Прикинь: ты сидишь в одной камере с женщиной. Ну, как у вас с ней будут отношения развиваться? Давать, грубо говоря, она тебе вовсе не обязана, силой добиться от нее ты тоже ничего не можешь – это же тюрьма! Охрана вмешается, карцер и пр. Но тем не менее совершенно очевидно, что через некоторое время всё у вас с ней само собой, естественным путем получится. Вы же оба товарищи по несчастью как-никак, оба в одной лодке. Оба в утешениях нуждаетесь. Да и вообще жизнь просто свое возьмет. Природа!

            Но, что бы у вас с ней ни получилось, какие бы расчудесные и распрекрасные отношения в итоге ни сложились, как бы горячо и страстно вы друг к другу ни привязались – в конечном-то итоге вас ведь всё равно раскидают. Рано или поздно. «Такой-то (такая-то)! С вещами!» – вот и вся ваша тюремная любовь. И когда это случится – неизвестно. Ни тебе, ни ей. И это только придает вашим отношениям дополнительную остроту! дополнительную страстность! Может – через мгновенье!! А может – через месяц. А может, через три. Ничего неизвестно! Каждый миг – последний!

            В жизни ты бы с ней, наверное, никогда не расстался! она тебе нравится! ты в нее влюбился за эти дни до беспамятства! это твоя судьба! – но здесь тюрьма. Здесь тебя никто ни о чем не спрашивает, и от тебя тут абсолютно ничего не зависит. Это просто как рок. Фатум. Безжалостный и неотвратимый.

            Такое внезапное расставание для вас обоих драма! трагедия шекспировская! – но через час-другой к тебе забрасывают новую попутчицу, и с ней всё с неизбежностью повторяется сначала. По тому же самому сценарию. Знакомство – близость – совместная жизнь – расставание.

            Вот эта-то постоянная НАСИЛЬСТВЕННАЯ смена партнеров (даже не сексуальных! вовсе не в сексе тут дело!) – и есть те самые искомые, действительно, в полном смысле этого слова, идеальные отношения между полами, между мужчиной и женщиной. Ну, по крайней мере, с точки зрения мужчины. Нет, рутины! нет привыкания! нет однообразия! – вот она, та неуловимая вечная новизна и динамика, к которой все так стремятся и которая на воле, в обычных условиях, абсолютно недостижима и всегда в последний момент ускользает. Просачивается между пальцами! Исчезает бесследно. Как вода, как песок! И удержать невозможно.

            Поскольку всё дело, вся изюминка тут именно в том, что от тебя ровным счетом ничего не зависит. Тебя насильственно делают счастливым. Против твоей воли. Хочешь ты того или нет.

            Такую тюрьму нельзя создать искусственно, просто как аттракцион, как игру, как развлечение, шоу за деньги. Потому что в этом случае ты всегда можешь при необходимости вмешаться в ход событий. Эта возможность у тебя всегда сохраняется, и ты в глубине души об этом знаешь. Как бы ни было всё серьезно обставлено  и организовано, но если ты действительно встретишь свою Джульетту, ты всегда можешь сказать «охранникам»: всё! баста! игры кончились! на сей раз я вовсе не шучу и не играю! я хочу, чтобы она осталась со мной! я плачу за весь этот балаган, и потому делайте, что я говорю! Ну, или уж в самом крайнем случае разыскать ее потом, после игры. Хотя, впрочем, сама мысль, что все эти джульетки – это ведь, по сути, всего лишь шлюшки на жалованьи…

            Короче, всё это – всего лишь жалкая подделка, эрзац, суррогат и не более того! Всё это – ненастоящее. За настоящее же надо и цену настоящую платить. Жизнью собственной расплачиваться. Кровью. Судьбой! Баксы тут не катят.

            Иными словами, жизнь опять дразнит, морочит, обманывает и при этом еще и хохочет тебе в лицо. Казалось бы, вот он, идеал! Та самая синяя птица удачи. Волшебный рецепт счастья, за которым все так гоняются. Что ж, теперь он тебе известен. Пожалуйста, приступай! Готовь свой праздничный пирог. Пеки его. Давай, начинай!

            Но вот тут-то и выясняется, что испечь невозможно. Чтобы корочка подрумянилась, готовить обязательно надо на вольном огне – надо бросить в костер собственную жизнь. Да и то результат заранее никогда не известен. Отнюдь не гарантирован. Искусственно «создать» такую тюрьму невозможно, это всё не то, не стоит и возиться! а в настоящую специально ради этого садиться…

            Да и нет же ведь таких тюрем! Это ведь всё не более, чем игра воображения, плод моих досужих фантазий!..

            Вот так-то! То-то и оно. Нет, короче, в жизни счастья. Нет, нет и нет! Ни в тюрьме, ни на воле. Одна только скука. (А неплохо все же было бы в такой тюрьме посидеть? А? Правда? Ты бы не отказался?)

            Ладно, всё, на этом и заканчиваю. Надеюсь мои «идейки» тебе понравились, ну, или, хотя бы, слегка позабавили. А что? Разве нет? Всё, всё! Пиши.

 

            С приветом, Фрол.

 

P.S. Ты спрашиваешь, не жалею ли я о чем-нибудь? Нет. Ни о чем. Никогда ни о чем не надо жалеть. Незачем оглядываться назад. Там ничего нет, кроме руин и мертвых воспоминаний. Ничего живого. Какая разница, что было когда-то? Всё это уже прошлое, и оно умерло. А сегодня настоящее. Жизнь каждый день начинается сначала. И это прекрасно. Вперед!! Да здравствует утро!

 

P.P.S. И вот еще что. Подавляющее большинство людей просто не представляет себе, насколько близка тюрьма. Им кажется, что она где-то там!.. в другом мире!.. на другой планете!.. А она тут, рядом. За поворотом, в двух шагах. Соседка донос написала, на улице в какую-нибудь глупую историю вляпался… Человеку кажется, что под ногами у него твердый пол, а там лишь тоненькие жердочки. И под ними – бездна. Над которой он так беспечно шагает. Шагающий над бездной… Все мы – шагающие над бездной.

 

________________________________________________________________________

     ________________________________________________________________________

 

 

И спросил у Люцифера Его Сын:

             – Согласно Евангелию, проповедовать Христос начал в возрасте тридцати лет. А до этого он был обычным человеком, вел обычную жизнь. Где же тогда его друзья, подруги? Друзья детства, юности?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

             – У него их никогда не было. Какие могут быть друзья у человека, который с легкостью отказался от собственной матери и братьев, лишь бы поразить толпу? Произвести на нее впечатление.

«Когда же он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобой.

Он сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукой Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего небесного, тот  Мне брат, и сестра, и матерь».

Евангелие от Матфея.

           

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 18-й.

 

И настал восемнадцатый день.

И сказал Люцифер:

            – Деньги не делают человека счастливым. Они всего лишь делают его свободным.

 

 

 

 

ДЕНЬГИ.

 

«Богатый и бедный встречаются

друг с  другом: того и другого

создал Господь».

  Книга Притчей Соломоновых.

 

                          «Многие ради золота подверглись

            падению, и погибель их была

            пред лицом их».

                     Книга премудрости Иисуса,

                     сына Сирахова.

 

 

 

 

           

            – Проходите!

            Огромный охранник нехотя посторонился, с сомнением глядя на невзрачного, бедно одетого человечка. Горбалюк неуверенно вошел, с робостью озираясь по сторонам.

Дд-да-а!.. Огромный холл производил впечатление! Мрамор, ковры, зеркала,.. зелень кругом, скульптуры какие-то непонятные… Даже фонтанчик вон журчит. Да-а-а- а!..

            – Сюда, пожалуйста!

            Еще один охранник предупредительно распахнул перед ним дверь.

            – Привет, Горбаль! – полноватый лысеющий мужчина с хорошо знакомым по бесчисленным газетным фотографиям лицом радостно шагнул ему навстречу и первым протянул руку.

            Зайченко Петр Васильевич, бывший сокурсник и закадычный друг-приятель. Ныне миллиардер, олигарх и пр. и пр. «Владелец заводов, дворцов, пароходов». Горбалюк не виделся с ним ни разу с тех давних институтских времен, так уж получилось, а вот вчера он сам вдруг объявился: позвонил и предложил встретиться. Просто так!

            «Посидим, выпьем, поговорим… Как в старые добрые времена. Молодость вспомним… Завтра можешь?»

            Конечно, Горбалюк мог. Еще бы он не мог! Встретиться с самим Зайченко! Гобалюк был настолько взволнован, что ночью даже глаз не сомкнул. Ни на минуту! Так до самого утра и проворочался с боку на бок. Он ждал от этой встречи очень и очень многого. Чего именно – он и сам толком не знал, но что-то, он был уверен, в его жизнь теперь обязательно изменится. Обязательно! Ведь Зайчику (институтское прозвище Зайченко) стоит только пальцем пошевелить, чтобы!.. При его-то возможностях и деньгах! Не зря же он в конце-то концов позвонил? Сам ведь разыскал и время встретиться нашел. А у него, небось, время по минутам расписано. На год вперед. И каждая минута штуку баксов стоит. Косарь! Если не больше.

            Впрочем, уже и «штука баксов в минуту» была для Горбалюка суммой совершенно запредельной. Заоблачной. Астрономической! Бесконечностью какой-то. Что-то вроде скорости света. Так что «больше» или «не больше», значения уже не имело. Бесконечность, она и есть бесконечность.

            – Привет… Петь! – с еле заметной заминкой произнес в ответ на приветствие Зайченко Горбалюк. Он чуть было не сказал по привычке «Зайчик», но в последний момент все-таки не решился. Просто язык не повернулся. Какой он ему теперь  «Зайчик»! В смысле, Зайченко. Уважаемый человек, столп, можно сказать. С президентом в Кремле ручкуется,  фэйс с телеэкранов не сходит. «Зайчик»!.. Он и Петей-то его с огромным трудом назвал. Через силу. Чувствуя просто интуитивно, что так правильно, на «Вы» все же не стоит. Неловко получится. Не тот тон. Самому Зайченко  это будет, вероятно, неприятно. Все-таки институтские друзья.  Близкие. Зайченко же, судя по всему, именно в таком качестве его и пригласил. Как старого приятеля. Чтобы наедине поболтать, запросто. Общих знакомых вспомнить, косточки им за рюмкой перемыть-перетереть. «А тот теперь где?..  Да-а-а!.. А та?..» Ностальгия, блин. Любопытство праздное. Всё же все мы живые люди. Олигархи, там, не олигархи… Впрочем, посмотрим.

            – А чего!.. Неплохо выглядишь, между прочим! Садись, – Зайченко кивнул на одно из двух резных, массивных кресел, а сам сел во второе.  Теперь они сидели друг напротив друга у роскошного, с поистине царской щедростью накрытого и сервированного стола, буквально ломившегося от всевозможных напитков и закусок. («Яств»! – невольно пришло в голову Горбалюку. Это было в данном случае самое подходящее слово.) Икра, рыба всех сортов, сыры-колбасы, солености и копчености – в общем, изобилие плодов земных. Коньяки-водки  – это уж само собой. Как положено.

            – Ну, давай, выпьем, что ль, за встречу. От винта! – Зайченко взял со стола бутылку чего-то прозрачного, судя по всему, водки, ловко свернул («свинтил») ей головку и аккуратно наполнил до краев рюмки.

            Горбалюк невольно хмыкнул про себя, глядя на все эти его нехитрые манипуляции. Настолько они были ему до боли знакомы и узнаваемы. Казалось,  время повернуло вспять, и перед ним снова сидит его старый, верный дружок Петя Зайченко, он же Зайчик. И они разминаются «водовкой» или «портвешком» в ожидании чувих, которые должны вот-вот подкатить, буквально с минуты на минуту. Если, конечно, опять не продинамят, что, к сожалению, тоже не раз бывало. Да-а!.. Были времена.

            Где они теперь, те чувихи? И те водовки и портвешки: кавказы и агдамы? Канули в лету. В тартарары. Вместе со всей той жизью. Теперь и водки-то все другие. Не говоря уж о чувихах. Которые вообще исчезли, как класс. Хорошо, что хоть водки-то еще остались.

            Горбалюк осторожно покосился на матовую стеклянную бутылку. А может, блин, и вообще хрустальную! Чем черт не шутит! Кто знает, чего от них, олигархов, ждать? Может, они из стеклянной посуды пить вообще брезгуют? Стремаются.  Западло им.

            Да нет, стеклянную, наверное, все-таки. Обычный «Абсолют», кажется. Пробовали, пробовали!.. Пивали. Приходилось. Не часто, конечно, но бывало. Значит, и миллиардеры тоже его пьют?..  Жаль. А я-то, грешным делом, думал  какую-нибудь «Миллиардерскую особую» попробовать. «Олигарховку». По миллиону баксов бутылка. Губы раскатал. Эх, жаль, что не срослось! Опять не получилось. Ну да ничего! «Абсолют» – это тоже неплохо. Тем более, что у Зайчика-то он наверняка родной, не палёный. Настоящий. Небось, прямо из Швеции ему гонят. Спецрейсом.

            – Ну?.. – Зайченко потянулся к нему чокаться. Горбалюк тоже взял свою рюмку, одновременно косясь на стол и присматривая себе какую-нибудь подходящую закуску. Глаза разбегались.

            Как, блин, у льва при виде стада антилоп, – мельком подумал Горбалюк. – Ладно, какая разница, в конце концов. Вон та рыбка для начала вполне подойдет.

            Водка была ледяная. Горбалюк даже вкуса ее толком не почувствовал. Хотя нет, хорошая. Классная водка!

            – Закусывай, закусывай! – жуя уже что-то, подбодрил его Зайченко – Не стесняйся.   

            – Да я не стесняюсь, – пробормотал Горбалюк, накладывая себе всего понемножку. Ну, а чего? Надо же попробовать. Когда еще с миллиардером есть придется?

            – Давай сразу по второй, что ли! – Зайченко, оказывается, успел уже опять, по новой, наполнить рюмки.

            – Да не гони ты так! – чуть было по старой привычке не прикрикнул на него Горбалюк, но вовремя прикусил язык.

            Увы! Они уже вовсе не молодые веселые и бесшабашные студенты, беззаботно порхающие по жизни от стипендии до стипендии. И перед ним сидит вовсе не двадцатилетний обезбашенный Зайчик. Минутный морок рассеялся. Горбалюк снова почувствовал себя неловко в своем стареньком дешевом костюмчике. Вспомнил, кто он и кто теперь его бывший друг. И кто здесь заказывает музыку. И чего стоят все эти показные простота и запанибратство. Сейчас у хозяина хорошее настроение – вот он и играет от скуки в рубаху-парня, своего в доску. А взгрустнется ему через секундочку… Пригорюнится да и скажет, пожалуй, чего доброго: «А отхвати-ка ты мне, братец, трепака!» И будешь ведь отхватывать. Как миленький! Никуда не денешься. Будешь-будешь!.. А иначе зачем бы ты вообще сюда явился? Как ни трепака отплясывать? «Авось понравлюсь!»

            Горбалюк с ожесточением проглотил свою водку и, не глядя, сунул вилкой себе что-то в рот.

            Зря, блядь, я сюда пришел, – с внезапной горечью подумал он. – Докатился! Жизнь проклятая заела. Жена,  дети… А-а!..

            Он хотел сам налить по третьей, даже дернулся уж было, но в итоге так и не решился. Сидел, сам себя презирая, но бутылку взять без разрешения все-таки так и не осмеливался.

            – Ну, как там народ-то хоть у нас живет? – между тем лениво поинтересовался Зайченко. Вторую рюмку он, кажется, даже и не закусывал. Просто запил наскоро чем-то из бокала, соком каким-то – и всё. – Ты хоть с кем-нибудь контактируешь?

            Горбалюк послушно стал рассказывать. Собственно, рассказывать-то особенно было нечего. У всех ведь одно и то же. Обычные, серые, рядовые, заурядные жизни обычных, серых, заурядных людей. Работа – жена – дети. Вот и вся «жизнь». Каторга. Житие. Зайченко был из их потока единственным,  кто чего-то сумел добиться. Причем не просто «чего-то», а!.. На фоне этих его, поистине феноменальных и фантастических достижений, результаты остальных выглядели более чем скромно. Да и не было ни у кого, по правде сказать, никаких особых «результатов». Девчонки все, в основном, сразу замуж повыскакивали, ребята…

            Да-а!.. – вдруг неожиданно подумал Горбалюк, не переставая в то же время рассказывать. («Вэл до сих пор в институте так и работает, на кафедре; Азаркина развелась недавно второй раз,..» – Зайченко рассеянно слушал, вяло поддакивая.) – Вот если бы на нашем потоке опрос тогда провести! Кто, мол, чего в жизни добьется? На Зайченко бы уж точно никто не поставил! Да ни в жисть! Как, впрочем, и на меня. Мы там с ним явные аутсайдеры были. Парии какие-то. Изгои. Потенциальные алкаши да и вообще, по мнению большинства, конченые типы. Совершенно никчемушные и бесперспективные. Заведомые неудачники, в общем.

            А что в итоге? Где они теперь, все эти «удачники», эти молодые и блестящие дарования, так много, казалось, обещавшие? Все эти аверины-гусаровы? Один спился, второй сейчас за гроши в НИИ каком-то горбатится. А ведь действительно талантливые ребята были! Особенно Гусаров. Помнится, я у него диплом свой в покер выиграл. Эпохальное сражение! Королевское каре против флеш-рояля! Нарвался, мальчик. Не повезло!

            Горбалюк почувствовал, что он уже слегка опьянел. Язык заплетаться немного стал, мысли путаться… Да и вообще он себя как-то иначе чувствовать стал. Лучше! Раскованнее как-то. Веселее. Даже робость его куда-то вдруг исчезла.

            – Слушай, Петь, давай лучше из бокалов пить! – с пьяным оживлением предложил он, прервав на полуслове свой бесконечный и нудный рассказ. – А то рюмками не берет что-то. Под такой закусон

            – Давай! – сразу же согласился Зайченко. – Давай из этих вот, – он приподнял один из стоявшей рядом с ним длинной шеренги разнокалиберных бокалов, рюмок и бокальчиков. Горбалюк с некоторым трудом нашел у себя рядом точно такой же и придвинул Зайченко. Тот мгновенно наполнил бокалы водкой. Оба. До краев. «Вздрочь», по Далю. Помнится, они еще смеялись, когда читали. Потом, правда, выяснилось, что это только для каких-то там сыпучих материалов, кажется, не для жидкостей, но какая разница!? Словечко осталось. – Ну, поехали! За что пьем?

            – За все хорошее! Чтоб все у нас всегда ровно было!

            – Ладно, давай!

            Выпили. Горбалюк, скривившись, стал шарить взглядом по столу. Чего я тут еще не ел-то? А! вот это!.. Что это у нас такое?..

            – Может, горячее сказать, чтоб подавали? – с набитым ртом поинтересовался Зайченко.

            – Сам смотри! – небрежно отмахнулся Горбалюк. Он чувствовал себя пьяным и веселым. На душе было совершенно легко. Ну, миллионер, и миллионер!  Мне-то что? По хую! Или даже миллиардер?..

            – Слышь, Зайчик! – вдруг неожиданно сам для себя сказал Горбалюк. – Ты же миллиардер, вроде? Дал бы мне тоже немного денег? А? По старой дружбе?

            – Денег? – перестав жевать и с явным интересом на него глядя, переспросил Зайченко. – А сколько тебе надо?

            «Шура, сколько вам надо для полного счастья?» – сразу же вспомнились Горбалюку бессмертные строки, и он даже засмеялся вслух от этой своей мысли и от этой полной схожести ситуации.

            – Ну, не знаю,.. – наконец кое-как выдавил он из себя, продолжая смеяться. – Сколько не жалко. Только имей в виду, отдавать мне нечем. Гол, аки сокол.

            – Ладно, – коротко бросил Зайченко, снова наливая по полному бокалу и чокаясь с Горбалюком. – Давай!

            Горбалюк несколькими крупными глотками влил в себя содержимое своего бокала (блядь! сколько здесь? грамм двести, не меньше!) и сразу же запил стоявшим рядом соком. Он был уже порядочно пьян. Зайченко, судя по всему, тоже. Он раскраснелся, на лбу выступила испарина.

            О чем, бишь, мы только что говорили? – с трудом стал соображать Горбалюк. Мысли у него расползались  в разные стороны, как мухи по столу. – О чем-то ведь интересном… А! о деньгах!

            – Слышь! – вслух произнес он. – Ну, вот ты миллиардер. По ящику постоянно светишься, в Кремле тусуешься, хуё-моё. Олигарх, бля, в натуре. Ну, и как это – быть миллиардером? Иметь столько бабок? Всё тебе доступно!.. «Что видишь ты вокруг». Тёлки,.. тачки крутые… А помнишь, как мы с тобой чувих в трамвае снимали? – снова засмеялся он пьяным смехом. –  И как ты злился потом, когда они нас динамили?  Теперь, небось, не динамят? Любую, там, супермодель – только пальцем помани? 

            – Да, теперь не динамят,… – задумчиво и грустно как-то усмехнулся Зайченко. – Только манить теперь  уже не хочется. На хуй они теперь нужны! Всё не вовремя, в общем. Как обычно.

            – Чего так? – пьяно удивился Горбалюк. – Не стоит, что ли?

            – Это у тебя, у мудака, не стоит! – полушутливо обиделся Зайченко. – А у меня всё всегда стоит. Как штык!

            – Ну, так в чем же тогда дело-то? За чем дело встало?.. То есть «стало»?

            – В смысле?

            – Ну, в смысле супермоделей?

            – Господи! Да дались тебе эти супермодели! – с досадой воскликнул Зайченко. – Да все они!.. «Денег – дай!» Вот тебе и вся супермодель. Обычный вариант, только чуть дороже.

            – Ну, и правильно! – еще больше удивился Горбалюк. – Естественно! А чего ты хотел? Красотой её своей, что ли, пленить? Могучим интеллектом? Конечно, «денег»! Ну, и что? Тебе-то чего? Ну, и дай, если просит! Тебе что, жалко? Девочке помочь? Ты – ей дашь, она – тебе. Вот дело у вас на лад и пойдет! Всё тип-топ. Все довольны!..

            А я ведь тоже у него сразу же денег попросил! – вдруг обожгло Горбалюка. – Как  и все. Чего он теперь обо мне думает? «Денег – дай!» Вот и вся наша старая проститунтская  дружба. «Обычный вариант, только чуть дороже».

            Горбалюк помрачнел, плеснул себе немного водки и залпом ее выпил, не почувствовав вкуса. Он даже Зайчику налить при этом забыл. Тот, впрочем, похоже, этого даже не заметил. Он сидел, откинувшись в кресле, отрешенно уставясь прямо перед собой, и рассеянно крутил в руках свой пустой бокал. Чувствовалось, что мысли его витали в этот момент где-то далеко-далеко…

            – Знаешь, Горбаль, – наконец медленно протянул он и задумчиво пожевал губами, – не так всё это просто… Деньги все эти… 

            – Ты что, комплексуешь, что ли? – совсем уж изумился Горбалюк, с недоверием глядя на сидевшего перед ним известного всей стране миллиардера и олигарха. (Вот уж никогда бы не подумал! – мелькнуло у него в голове.) – Перед этими сосками? Что им не ты нужен, а только твои деньги?..  Да?

            – Да нет! – раздраженно отмахнулся тот. – Что за чушь! Причем здесь это?! Что значит: не я, а только мои деньги? Это всё равно, что сказать: не я, а только мои ноги. Или только мои руки. Деньги – это естественная часть меня, моей личности. Если бы у меня их не было, это бы уже не я был, а кто-то другой. Какая-то другая личность! Я нынешний – это и деньги в том числе. Говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть деньги», – это всё равно, что говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть ноги». А лишишься ты их – тебя сразу же и разлюбят! Ах, не разлюбили?! Ну, тогда можно попробовать еще и руки отрубить. Я – это я! Это не только мое тело, голова-руки-ноги, но и всё, что мне принадлежит. Всё это в совокупности – и есть моя личность. Которую можно любить или не любить. Но только всю в целом! А попытки разделить: я – отдельно, деньги – отдельно, это нонсенс!

            – Да ладно!.. тише, тише, успокойся ты! – примирительно замахал руками Горбалюк. – Чего ты так разволновался? Целая тирада, прям! – разговор, тем не менее, его заинтересовал.  – Ну, хорошо! – после паузы сказал он. – Если ты всё так прекрасно понимаешь, то в чем же тогда проблема?

            – Какая еще проблема? – всё еще раздраженно откликнулся Зайченко.

            – Ну, ты начал про деньги говорить, – напомнил Горбалюк. – «Не всё так просто!..». «Деньги эти!..». Так чем ты недоволен?

            – Недоволен!.. недоволен!.. Всем я доволен! Слушай, давай выпьем еще, – вдруг внезапно снова предложил Зайченко. – Ты сам-то, блядь, уже выпил, а мне даже не налил! – с легким укором добавил он, разливая водку.

            – Чёрт! Заметил-таки! – с неудовольствием подумал Горбалюк, испытывая нечто, вроде смущения. Налить вообще-то, конечно, надо было. Нехорошо это, одному пить. Не по понятиям. – Да я смотрю: ты весь такой серьезный сидишь, на умняке, – неуклюже попытался оправдаться он и обратить всё в шутку. – Мировые проблемы, блядь, наверное, решаешь. В натуре. Чего, думаю, по пустякам беспокоить!..

            – Мировые, мировые! – проворчал Зайченко, чокаясь. – Пей давай! «Мировые»!..

            – Да… Видишь ли, Горбаль, – возвратился он чуть позже к начатому им самим же разговору. – Деньги – это, конечно, хорошо, но только до известных пределов. Как и всё в этом мире. Хорошо быть высоким, девушки любить будут, но не три же метра ростом!? Это уже уродство. Так же и с деньгами. Много денег – это хорошо, но когда их очень много – это уже плохо.

            – И сколько это: очень много? – с вялой иронией полюбопытствовал Горбалюк. Разговор постепенно переставал его интересовать. Всё это было для него слишком абстрактно. Какие-то отвлеченные материи. «Много!..», «слишком много!..».

            Пожил бы ты, как я! – с внезапной завистью подумал он. – От зарплаты до зарплаты. Которую еще и не платят, к тому же! Когда детей кормить нечем. Сразу бы по-другому запел! А то, тоже мне, богатая личность! «Деньги – это неотъемлемая часть меня»! Еще как отъемлемая! Повезло тебе просто, вот и всё. Попал в струю, оказался в нужное время в нужном месте – вот и разбогател. Чисто случайно. Как и всё в жизни бывает. Всё же у нас так! На уровне везения. Случайности. Повезло, не повезло. Ну, повезло тебе – молодец! Сиди тихо и радуйся. Но чего великого-то из себя корчить? «Титана мысли»! «Отца русской демократии»! И перед кем? Передо мной! «Я – это я!» Вот именно, что ты – это ты! Что я тебя, не знаю, что ли? Знаю, как облупленного. Сколько водки вместе выпито, сколько тёлок вместе выебано!.. «Чувих». Такой же ты, как я. Ничем не лучше. Но я почему-то… А-а!.. да провались оно всё пропадом!! Зря я сюда приехал!

            – Миллиарды – это уже плохо, – услышал он между тем голос Зайчика. – Миллионы – еще нормально, хорошо, но миллиарды – уже плохо. Всё доступно, а потому ничего не хочется. Даже на уровне понтов. Потому что и понтоваться-то уже не перед кем. Все давно остались далеко позади. У обычного человека всегда какая-нибудь мечта голубаяесть. Мерседес, там, какой-нибудь шестисотый себе купить, супернавороченый!..  А когда ты их можешь хоть тыщу штук завтра купить, этих Мерседесов… Выясняется, что на хуй они тебе нужны!! Тоска, в общем, зеленая.

            – Да-а!.. серьезные у тебя проблемы! – совсем уже откровенно-насмешливо заметил Горбалюк, пережевывая какую-то, приглянувшуюся ему хитрую рыбку. Рыба, впрочем, была вкусная. – У обычного человека, между прочим, предел мечтаний – это всего лишь подержанная иномарка бэушная, в лучшем случае. А «Мерседес шестисотый супернавороченый» – это для него уже из области чистой фантастики. Сказки! 1001-й ночи.  Джинны, гурии, эмиры,.. шестисотые мерседесы… Это тебе так, к сведению…

            – Да нет, я понимаю, конечно! –  как-то виновато засуетился Зайченко и опустил глаза. – Как говорится, «у кого жемчуг мелкий, а у кого есть нечего». Или как там правильно? Конечно, бедность еще хуже. Кто спорит! Там свои проблемы. Но и деньги – это тоже,.. я тебе скажу,.. знаешь ли,.. не панацея… Счастья, по крайней мере, они не приносят, это уж точно. Можешь уж мне поверить. Знаешь…

            – Слушай, Зайчик! – бесцеремонно перебил своего бывшего друга Горбалюк и посмотрел на него в упор. – А чего ты меня пригласил-то? А? Столько лет не объявлялся, а тут вдруг? Покрасоваться захотелось? Полюбоваться самим собой? Самолюбие собственное потешить, пощекотать? Лишний раз великим себя почувствовать?

            – Ну… это.. не совсем так… – после длинной паузы, с видимым усилием ответил Зайченко. Лицо у него закаменело, на скулах  заиграли желваки. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.

(Да пошел ты! – беззаботно подумал Горбалюк, с каким-то  даже любопытством за ним наблюдая. Мир вокруг уже слегка покачивался. Горбалюк чувствовал себя совершенно свободно и раскованно. – Потерпишь! Переживешь. Тоже мне, царевна-недотрога! Не сахарный, не растаешь!.. А деньги твои я в рот ебал! Можешь их себе в жопу засунуть!)

            – Чего мне собой любоваться? Я уже эту стадию давно прошел. И прекрасно знаю себе цену, – Зайченко несколько пришел в себя и заговорил уверенней. Лицо у него чуть расслабилось. – Просто устаешь от всеобщего поклонения. Когда все вокруг с тобой сразу же соглашаются во всём и в рот тебе смотрят. Захотелось хоть с кем-то в кои-то веки на равных поговорить, пообщаться. Как в старые добрые времена.

            – Брось! – махнул рукой Горбалюк и снова налил себе водки. Полный бокал. «Вздрочь»! Помедлил немного и налил также и Зайченко. Тот не возражал. – Давай! – чокнулись. Выпили. – Какой у нас с тобой может быть теперь разговор «на равных»?! – продолжил он через секунду начатую фразу, едва проглотив,  почти не жуя, огромный кусок ветчины и отхлебнув немного сока. – Кто ты и кто я? Всё ты прекрасно понимаешь, чего комедию-то ломать? «Пообщаемся!..», «На равных!..», «Как в старые добрые времена!..» Ага! Как же! Может, мы и этот стол тогда уж заодно оплатим пополам? «Как в старые добрые времена»? 

            – Слушай! – тоже повысил голос Зайченко. Он, похоже, всерьез наконец разозлился. – Чё тебе от меня надо? Чего ты ко мне вообще приебался?! Как последняя пизда!! Я тебя пригласил, как человека…

            – Скажи уж прямо: осчастливил! Снизошел, бог! Спустился со своего кремлевского Олимпа! – Горбалюка уже несло. Остановиться он теперь уже не мог да и не собирался останавливаться. Всё-таки литра полтора на двоих они уж точно выпили. А то и больше. Какую мы бутылку-то пьем? «Тогда в нас было – семьсот на рыло!» – вдруг неизвестно к чему всплыли в памяти слова из известной песни. А чего там дальше?.. «Потом портвейном усугубили…» – Слушай, Зайчик! – внезапно прервал свои обличения Горбалюк. – А у тебя «Кавказа», случайно нет?

            – Какого еще «кавказа»? –  ошалело уставился на него Зайченко. Он даже злиться забыл.

            – Ну, как у Высоцкого, – счастливо засмеялся Горбалюк. – «Потом портвейном усугубили». У тебя нет «Кавказа»? Чтобы «усугубить»?

            – Нет у меня никакого «Кавказа»! – ворчливо буркнул Зайченко. – Водку пей. Чего тебе «усугублять»!? Ты уж и так хорош. Нарезался, свинтус!..

            – Сам ты свинтус! – обиделся Горбалюк. – Тоже мне аббссстинент..

            – Кто-кто? – насмешливо прищурился Зайченко.

            – Аббссс… аббс… Ну, не важно! Ладно, хорошо, пусть я нарезался. Пусть! Но послушай, что я тебе скажу!..

            – Чего тебя, алкаша, слушать,.. – пробормотал Зайченко, пытаясь налить себе сока. Половина сока при этом оказалась на скатерти. Зайченко не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже тоже был прилично пьян.

            – Ты послушай, послушай! – с пьяной настойчивостью повторил Горбалюк и даже попытался схватить его за руку.

            – Ну, чего? – поднял на него глаза Зайченко.

            – Знаешь, в магазинах юбилейным посетителям призы раздают? Ну, стотысячному, там, миллионному?..

            – Ну, и что?

            – Ну, вот и ты просто оказался в магазине жизни таким посетителем.  Юбилейным лохом. Стотысячным! Случайно в этот момент тебя туда занесло. Пивка купить заскочил! Опохмелиться. И тебе вдруг выдали суперприз. Деньги,.. положение… Дворцы,.. яхты… А теперь ты всем вокруг впариваешь, что это не вдруг! Не случайно было! Что это ты такой умный и хитрый уже тогда был, всё заранее просчитал и решил именно в этот момент пива выпить! Да и вообще пиво было только предлогом. А на самом-то деле!.. О-го-го!.. Тьфу!! Смотреть на тебя противно! Тошно. Как ты от важности пыжишься и жить всех нас с телеэкранов учишь. А чему ты «научить»-то можешь? Как в магазин вовремя за пивом зайти? Чтобы миллионным лохом стать?

 

__________________________________________________________________

 

 

            Дальше Горбалюк ничего не помнил. Кажется, они еще пили, ругались, орали друг на друга и даже, вроде, чуть не подрались. А может, и не «чуть». Может, и правда подрались. Бис его знает!

            Проснулся он, по крайней мере, наутро дома, в своей собственной постели.

            – Два вежливых молодых человека в три часа ночи доставили, – елейным голоском сообщила жена. – Пьяного, как свинья! – не удержавшись, тут же язвительно добавила она.

            Как свинтус, – автоматически усмехнулся про себя Горбалюк, вспомнив вчерашнее замечание Зайчика.

            Что он ездил вчера именно к Зайчику, жена Горбалюка, слава богу, не знала. Горбалюк ей не сказал, справедливо опасаясь неизбежного повторения сказки про Золотую рыбку («Попроси ты у нее корыто!..»). Сказал просто: «к институтскому приятелю».

            Время, между тем, уже близилось к двенадцати. После  обеда надо было тащиться на работу. Отпроситься удалось только на полдня.

            Зайчик-то, небось, дрыхнет еще без задних ног! – завистливо подумал Горбалюк, опохмеляясь уже второй бутылкой предусмотрительно купленного накануне пива. – Ему, поди, на работу идти не надо! Хорошо ему, олигарху проклятому!..

            – Ты смотри, опять не напейся! – забеспокоилась жена, увидев стоящие на столе две пустые бутылки. – Тебе же на работу сегодня идти.

            – Да ладно! – привычно отмахнулся от нее Горбалюк, раздумывая, не выпить ли уж заодно и третью бутылку. Чувствовал он себя преотвратно. Осадок от вчерашней встречи остался тяжелейший. Здорово, конечно, он вчера Зайчика отбрил и на место поставил; указал ему, кто он есть на самом деле и чего по жизни стоит, но что это изменило! Что?! Каждый ведь так и остался в итоге при своих. Зайчик при своих миллиардах, дворцах и виллах, он…

            Зайчику-то на работу сейчас идти не надо! – снова с тоской подумал Горбалюк, открывая третью бутылку. – И сволочи-начальницы у него нет.

 

            Начальницу свою Горбалюк ненавидел лютой ненавистью, всеми фибрами своей души. Это у него уже просто пунктик такой был. В ней для него словно воочию воплотилась вся беспросветность и несправедливость его никчемной, неудавшейся жизни.

            Та же, судя по всему, его попросту презирала и считала по жизни законченным неудачником. Да так оно, собственно, и было, и от этого Горбалюк ненавидел ее еще сильней. Эту сильную, умную, холеную, уверенную в себе женщину. За то, что она видела его насквозь, со всеми его потрохами. Кто он есть на самом деле. Никто! Ноль. Зеро. Пустое место. Маленький, забитый и затюканный жизнью человечек.

            Как работник, он ее вполне устраивал, и поэтому она его до поры до времени терпела и пока не увольняла, хотя о его чувствах к ней наверняка догадывалась. Но это, похоже, ее просто не интересовало. Какая разница, что там эта букашка думает и чувствует? И чувствует ли она что-нибудь вообще? Главное, чтоб работала!

            Когда глупо улыбающийся, полупьяный Горбалюк ввалился в комнату, начальница смерила его ледяным взглядом и, не сказав ни слова, прошла в свой кабинет.

            Заметила, сука, – равнодушно подумал Горбалюк, плюхаясь на свое рабочее место. Все-таки третья бутылка была лишней. Его здорово развезло. Горбалюк поёрзал на стуле, не зная, чем заняться. Чем вообще можно в таком состоянии «заниматься»? А до конца рабочего дня времени еще о-хо-хо!.. Вагон и маленькая тележка. Два часа еще только.

            Вчерашний день вспоминался уже как-то смутно, как какой-то сон. Зайчик,.. дворец этот,.. фонтаны,.. охранники…

            – Простите, Борис Анатольевич, можно Вас на минутку?

            Горбалюк с удивлением посмотрел на дверь.  Рослый, спортивный, коротко стриженый молодой человек характерной наружности вежливо ему улыбался. Горбалюк с недоумением поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из комнаты, провожаемый заинтересованными взглядами сослуживцев.

            – Это Вам! Петр Васильевич просили передать, – охранник Зайчика (теперь Горбалюк в этом уже нисколько не сомневался) протянул ему кейс.

            – Что это такое? – удивился Горбалюк.

            – Я не знаю, – охранник был сама корректность. – Мне просто поручили передать – и всё.

            – Хорошо, спасибо, – Горбалюк мысленно пожал плечами и взял у него из рук кейс. Кейс был тяжелым.

            – До свидания.

            – До свидания.

            Охранник сразу же повернулся и ушел. Горбалюк секунду помедлил, потом решительно направился к туалету. Запершись в кабинке, он щелкнул замком. Кейс раскрылся. Там лежали аккуратные, затянутые в целлофан пачки долларов. Сверху была приклеена скотчем какая-то коротенькая записка. Горбалюк машинально прочитал: «Миллионному лоху от стотысячного!»

            Некоторое время он в полном ошеломлении смотрел на содержимое кейса, потом осторожно вытащил одну пачку. Точнее, целый затянутый в целлофан кирпич. Сотки! Стодолларовые купюры. Он пересчитал кирпичи. Ровно десять штук Это сколько же будет? В пачке… э-э-э.. десять… нет, какие десять!.. сто… да, сто тысяч! Значит, миллион, что ли? Миллион долларов!!??

            А это что? Это еще что такое? Между стотысячных долларовых блоков сиротливо притулилась в углу бутылка пива, смотревшаяся в таком окружении совершенно дико. Пиво, судя по всему, было самое обычное, наше, российское. Горбалюк, сам  не зная зачем, взял бутылку и посмотрел на этикетку. «Хамовники». Что за черт! Пиво-то здесь причем? На опохмелку он мне ее прислал, что ли? Одну бутылку «Хамовников»?

            А-а-а!.. Горбалюк вдруг припомнил куски их вчерашнего разговора: «Ты просто оказался в магазине жизни юбилейным посетителем… Пивка зашел купить… Стотысячным лохом…» Он еще раз посмотрел на записку: «Миллионному лоху от стотысячного!» Всё понятно!

            «Миллионы – это ещё нормально…» – вспомнилось также ему. А, ну, я-ясненько… Это наш Зайчик, значит, так развлекается. Шутит. Чего ему от его миллиардов!? Какой-то там миллион. Миллионом больше, миллионом меньше… Старый институтский друг, опять же. Приятно осчастливить. Доброе дело сделать. Сколько лет вместе горе тяпали. Кого ж, как не его! Ладно, в любом случае, спасибо! Нет, правда. От всей души!

            Горбалюк захлопнул кейс и поставил его на пол. Потом достал из кармана ключи, открыл пиво и залпом, не отрываясь, выпил из горлышка всю бутылку. Мир вокруг сразу заискрился, засверкал и заиграл яркими, радужными красками. Всё было хорошо! Просто замечательно. «Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю!» – промурлыкал он себе под нос и вытер платком вспотевший лоб.

            Та-ак.. Первым делом с работы этой блядской уволюсь! Немедленно!.. Сию же самую секунду!! Вот прямо сейчас!

            «Ну, являюсь на службу я в пятницу, / Посылаю начальство  я в задницу!» – с чувством негромко пропел он. Да, вот это правильно! Это по делу. В тему. Насчет задницы. Просто уволиться мало. Надо…

            Горбалюк вспомнил свою надменную, гордую, самоуверенную начальницу и злорадно ухмыльнулся. Ладно, глубокоуважаемая Антонина Ивановна. Сейчас мы поглядим, какой это Сухов!

            Он взял кейс и вышел из кабинки. Подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной воды и посмотрел на себя в зеркало.

            Да-а !.. Хорош, нечего сказать. Ну, тем лучше!!

            Горбалюк подхватил с пола кейс, вышел из туалета и направился прямиком к кабинету своей начальницы.

            – Вы куда!? – истошно заверещала перепуганная насмерть секретарша-Зиночка, делая попытку вскочить. Горбалюк, не обращая на нее никакого внимания, повернул ручку и вошел.

            Сидевшая за столом элегантная, изящная, делового вида женщина недовольно подняла голову и замерла при виде пьяного, мокрого и взъерошенного Горбалюка. Горбалюк тоже на секунду остановился, с каким-то острым, болезненным любопытством пристально в нее вглядываясь и словно стараясь навсегда запомнить.

            Ну, прямо, бля, бизнес-вомэн! Маргарет Тэтчер и Хиллари Клинтон в одном флаконе! –  цинично усмехнулся он про себя и шагнул к столу. Ему было безумно весело. – Здравствуйте, я Моника Левински!

            Наверное, последнюю фразу он произнес вслух, потому что глаза сидящей за столом женщины широко раскрылись, и на лице появилось какое-то странное выражение – смесь недоверия и испуга.

            – Уважаемая Антонина Ивановна! – медленно, с паузами, с расстановками вкрадчиво и нежно проворковал Горбалюк, глядя прямо в глаза своей бывшей начальнице, от всей души наслаждаясь этим мгновеньем и всеми силами стараясь растянуть его, продлить как можно дольше. – Вы женщина деловая,.. (Маленькая пауза) …и, соответственно, предложение у меня к Вам… (Опять маленькая пауза) …тоже чисто деловое. (Пауза.) Ничего личного! (Пауза.) Так вот. (Пауза.) Суть этого предложения такова (Длинная пауза.) Я хочу… (Очень длинная пауза) …трахнуть Вас прямо здесь и прямо сейчас!! (Длинная пауза.) За миллион долларов… В задницу! – после еще одной паузы, последней и заключительной,  добавил он, вспомнив слова из песни.

            Женщина смертельно побледнела.

            – Вы… ппьяны?.. – каким-то свистящим, зловещим полушепотом прошипела она, чуть приподымаясь из-за стола, подаваясь вперед и тоже глядя на Горбалюка в упор. – Немедленно покиньте мой кабинет!! Вы уволены! – рука ее потянулась к кнопке селекторной связи.

            Горбалюк молча бросил на стол кейс и распахнул его. Рука Антонины Ивановны замерла на полпути. Рот приоткрылся.

            – Что это? – растерянно, словно про себя, тихо пробормотала она, уставясь внутрь кейса и явно не в силах оторвать взгляд от его содержимого.

            – Миллион долларов, – так же тихо и медленно ответил Горбалюк,  впившись в нее взглядом и прямо-таки пожирая ее глазами. Он чувствовал себя так, словно уже, в этот самый момент, её имел. Трахал! Ебал!! Причем всеми возможными способами и во все места одновременно. Во все дырки!! Да так, собственно, оно и было. Одно мгновенье ему показалось даже, что он сейчас прямо кончит! Настолько нестерпимым, острым и сладким было наслаждение. На секунду всё вокруг поплыло.

            – Откуда это у Вас? – Антонина Ивановна всё никак не могла оторвать взор от упакованных в целлофан пачек.

            – Не важно. Ну, так, как?

            Лицо Антонины Ивановны пошло красными пятнами и как-то разом подурнело и утратило всю свою холеную надменность.

            Всё! – подумал Горбалюк, с презрением на нее глядя.  – Теперь ты шлюха. Даже если и откажешься.

            Женщина часто и прерывисто задышала. Потом судорожно сглотнула и с трудом медленно подняла глаза на стоявшего у самого стола Горбалюка.

            – Я… Я… Я даже не знаю… Это так… неожиданно…

            Она опять перевела взгляд на доллары. Потом на Горбалюка. На доллары. Опять на Горбалюка.

            – Как это «здесь»?.. А если вдруг войдут?..

            Горбалюк молчал, с усмешкой её разглядывая. Антонина Ивановна глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Потом решительным и резким движением нажала на кнопку селектора.

            – Да, Антонина Ивановна? – раздался в динамике встревоженный голос секретарши.

            – Я занята! Пока Горбалюк не выйдет, в кабинет пусть никто не заходит!

            – Хорошо, Антонина Ивановна, – с видимым удивлением ответила явно  сбитая с толку секретарша.

            Антонина Ивановна отключила связь и повернулась к Горбалюку. Она уже полностью успокоилась и пришла в себя. (Быстро! – с еще большим презрением подумал Горбалюк. – Недолго же ты ломалась. «Недолго музыка играла…»! «Путана, путана, путана!..» Чего-то у меня настроение сегодня какое-то песенное…)

            – Хорошо! – холодно сказала Антонина Ивановна, не отводя глаз от Горбалюка. – Где, на столе?

            – В смысле, дать? – уточнил Горбалюк. – Так Вы согласны? В задницу?

            – Да, я же сказала! – еле сдерживаясь, отрывисто ответила женщина.

            – Замечательно! – Горбалюк небрежным движением захлопнул кейс и взял его в руку. – Всего хорошего!

            – Что это значит!? – лицо Антонины Ивановны стало пунцовым.

            – Я передумал, – Горбалюк повернулся и не оглядываясь, вышел из кабинета. – Пожалуйста, проходите, – доброжелательно кивнул он в предбаннике какой-то томящейся там в ожидании незнакомой девице. – Антонина Ивановна уже освободилась.

 

_________________________________________________________________________

 

И спросил у Люцифера Его Сын:

            – Любого ли человека можно купить за деньги?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Да. Деньги – самый надежный и верный способ добиться от человека того, чего хочешь. Всё очень просто, и нет необходимости усложнять ситуацию. Исключения тут лишь подтверждают правило.

 

 

           

 

 

  

 

 

 

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 19-й.

 

 

И настал девятнадцатый день.

И сказал Люциферу Его Сын:

            – Я начинаю разочаровываться в людях.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Нет. Ты просто начинаешь узнавать их лучше, со всеми их достоинствами и недостатками. И это знание человеку поначалу трудно вместить.

 

 

                                                   Г Е Н И Й.

 

«Не спрашивай: по ком звонит колокол?

                         Он звонит по тебе».

                                                                      Э. Хемингуэй «Прощай, оружие».

 

 «Возлюби ближнего твоего, как самого

                                                                  себя».

                                                                                                                                                 Евангелие от Матфея.

 

 

 

 

 

1.

 

 

            Удар был настолько сильным, что Кубрин на какое-то время даже потерял сознание. Когда он очнулся, то обнаружил себя лежащим на траве. Гигантская, упавшая на него сверху ветка валялась рядом. Кубрин осторожно потрогал руками голову. Крови не было. Зато была огромная шишка. Огромная-преогромная! С апельсин. Кубрин с некоторой опаской и каким-то болезненным недоумением долго ее ощупывал, словно не в состоянии будучи никак поверить в ее реальность.

            Это же просто бред какой-то! Приехал на шашлыки, сел на травку под дерево, а на него сверху ветка свалилась! Как будто специально его ждала. Причем не ветка, а целая ветища! Бревно целое. Вон какая дура!

            Он опять перевел взгляд на лежащую рядом чудовищных размеров сосновую ветку. Зрелище действительно было впечатляющее.

            Невероятно! Как я жив-то остался!? Приехал, блядь, на шашлычки!.. На природу. В кои-то веки. Охуеть можно! В пизду такую природу!! Сидел бы себе сейчас дома, без всяких, блядь, шишек, пиво пил. Нет!!.. «Поехали!.. поехали!.. Свежий воздух!..» Нна ххуй мне всё это надо!!

            Кубрин, наверное, долго ещё сидел бы и матерился, держась за голову, но в этот момент из-за поворота медленно, переваливаясь на ухабах, выехали две легковушки. Подъехали к Кубрину и остановились. В первой сидел Валька Бобров, а во второй Андрюха Решетников. Оба, естественно, с женами.

            – Привет, а Наташка где? – сразу же поинтересовался Валька, вылезая из машины и потягиваясь.

            – А!.. Приболела чего-то там! – махнул рукой Кубрин. – Простудилась…

            – Как же она тебя одного-то отпустила? – кокетливо засмеялась Зиночка, жена Боброва, и игриво стрельнула глазками. – Не боится?

            – Доверяет, значит! – сразу же включилась в игру и андрюхина Капа. Капитолина Евграфовна Решетникова, в девичестве Варивашен.

(«Это у вас в семье что, наследственное?» – как-то под пьяную руку поинтересовался у нее Кубрин. – «Что наследственное?» – не поняла сначала она. – «Детей такими именами называть? “Евграф Варивашен”!.. Звучит!»

            Капа смертельно обиделась и долго дулась. Андрюха их даже специально потом мирил.)

            – И   правильно  делает.  Колян  у  нас  кремень! – охотно  подхватил     Андрюха. – Слушай, а где дрова? – вдруг встрепенулся он, зорко оглядываясь по сторонам. – Кремень? Мы же договорились?

            – Вот, – Кубрин угрюмо кивнул на валявшуюся под деревом рядом с ним ветку.

            – Что «вот»? – непонимающе уставился на него Андрюха. Все остальные тоже вопросительно посмотрели на Кубрина.

            – Вот эта самая ветка мне только что на голову свалилась. Незадолго перед вашим приездом. Я вообще только что очнулся. А до этого под деревом на траве валялся. Без сознания!

            – Да ты гонишь, что ли? – все недоверчиво смотрели на Кубрина.

            – Иди пощупай, – Кубрин приглашающе похлопал легонько себя по голове. – Иди-иди! Шишка, блин, с яйцо… Куриное, – добавил он, видя промелькнувшие тут же на губах дам легкие полуулыбки.

            – Башка-то не болит? – грубовато-сочувственно поинтересовался Андрюха и, уперев руки в бока, перегнулся корпусом слегка назад, тоже потягиваясь и разминая затёкшее тело.

            – Да нет, вроде,.. – неуверенно  ответил Кубрин, прислушиваясь к своим ощущениям. Голова, кажется, слава богу, действительно не болела. И главное, не тошнило.

            Значит, сотрясения хоть нет, – с облегчением подумал Кубрин. Он читал где-то, что при сотрясении мозга обычно всегда тошнит. – И на том спасибо!

            – Ладно, айда тогда за дровами! – решительно скомандовал Валька и сплюнул. – Чего время зря терять?

            Дальше все пошло своим чередом. Костер, шашлык-машлык, пиво-водка… Пили, впрочем, относительно немного, за рулем же все… А Кубрин, так и вообще почти не пил. И боялся (ну на фиг! а вдруг все-таки сотрясение? тогда спиртного-то нельзя!..), да и просто чего-то не хотелось. Ветка эта проклятая!.. Кубрин нашел ее взглядом и злобно выругался сквозь зубы. Черти бы ее побрали! Вот только сотрясения мне и не хватало! Руки-ноги ломал, вот только сотрясения мозга еще никогда не было… «Будет!»  Ддьявол!!

            Вернувшись домой, Кубрин первым делом подошел к зеркалу. Да нет, так не видно, конечно, ничего! А то ему уж показалось, что его шишка всем вокруг видна. Действительно с апельсин размером. Как в мультфильме «Том и Джери».  Ну, тогда еще ладно. Холодное, может, чего-нибудь к ней приложить?.. Хотя, чего теперь-то? Раньше надо было. Сразу после удара. А теперь бесполезно. Ладно, пёс с ней! Сама через пару дней пройдет.

 

 

 

2.

 

 

            Примерно через неделю Кубрин обнаружил, что с ним что-то происходит. Что-то было не так. Мир вокруг изменился. Поглупел. Причем весь! Целиком. Весь разом!

            Жена, друзья, сослуживцы… книги, СМИ… Словно он попал в какую-то Страну Дураков, и дураки были теперь повсюду. Везде. Даже лиса Алиса и кот Базилио, которые, по всей видимости, его сюда каким-то волшебным образом и затащили, – и те исчезли! Привели и бросили. Испарились!! Сейчас бы он даже им бы был бы рад! И с радостью бы отдал им все свои золотые, лишь бы они его отсюда вывели. Спасли! Но их, увы, не было. Они куда-то бесследно сгинули. Соскочили с  концами.

            Они-то сгинули, а дураки остались. И спасения от них не было.

            Он даже читать теперь не мог. О телевизоре же и говорить было нечего. Кубрину вообще теперь диким казалось, как он мог его раньше смотреть?! И, помнится, ему ведь там даже кое-что нравилось! Что там может «нравиться»? Серость, примитивизм, бесталанность… Вульгарность и пошлость! Отсутствие вкуса и хотя бы элементарного воспитания. Глупые люди, произносящие с умным видом глупые слова. Телевидение это наше!.. Кинцо…

            Да, но с другой-то стороны, –  вдруг подумал Кубрин, – а на Западе что? То же ведь самое. Фильмы эти голливудские… Это же вообще мрак беспросветный! Дебилизм. Причем, если у нас многие проблемы имеют в основе своей чисто технический характер: отсутствие финансирования, недостаток профессионализма и т. п., то у них-то с этим в принципе всё в порядке.

            И у них ведь, заметьте, телевидение и кинематограф – это просто бизнес. И раз этот бизнес существует и даже процветает, значит, его продукция пользуется спросом. И раз Голливуд снимает идиотские фильмы, значит, именно такие фильмы общество и требует. Значит, именно это и есть его уровень. Уровень современного общества. Комиксы и боевики. И претензии надо предъявлять не к Голливуду, а к обществу в целом. Вот такое вот оно, оказывается. Глупое и примитивное. Пошлое!

            Кубрин неожиданно вспомнил, как Пугачева спела на своем недавнем юбилейном концерте – чуть ли даже не в Кремлевском дворце! – какие-то совершенно немыслимые по своей вульгарности и дурному вкусу куплеты. Про руку из унитаза (!), которая протягивает ей розы. Такие вот, мол, у нее вездесущие и назойливые поклонницы. Достали! Пошла она, дескать, пардон, в туалет, по нужде, только было заперлась в кабинке, как из унитаза… Ну, в общем, кошмар и тихий ужас.

            И как весь зал, стоя, ей аплодировал. Мужчины в строгих, дорогих костюмах; дамы в мехах и бриллиантах. Весь наш доморощенный бомонд, словом. Расписался! Отметился.

            «Я такой же (такая же)!.. Мне это нравится! Этот сортирный юмор. Это мне близко!.. Это я только прикидываюсь таким вальяжным, воспитанным и рафинированным, на умные концерты с умным видом хожу, а на самом-то деле!.. И-го-го!..» 

            На самом-то деле, «Леди Диана» – это у мадам просто псевдоним такой красивый, погремуха по жизни, а по паспорту-то она – Дунька Толстопятая из Тетюш. И как ею была, так ею в душе и осталась. Несмотря на все свои шиншиллы и брюлики. Прошу любить и жаловать! Да-с..

            Кубрин вдруг с неприятным удивлением припомнил, что он и сам, глядя по телевизору, смеялся. Вместе с женой, кстати. Что им это тоже тогда казалось забавным. А чего тут забавного? Это же ужасно, а не забавно! Говорить можно, конечно, о чем угодно, на любые темы, запретов морально-эстетических тут никаких нет и быть не может! достаточно вспомнить, к примеру, того же Баркова; главное – КАК говорить! Вот в чем штука! Вот что принципиально. И на опасные темы говорить опасно вовсе не потому, что они сами по себе какие-то там запретные; а просто потому, что это очень сложно. Очень легко тут скатиться в пошлость, в вульгарность, в обычную похабщину. Один неверный шаг, просто неудачно выбранное слово – и!.. Соблюсти меру! Пройти по грани! Это требует огромного таланта, вкуса и безошибочного чувства такта. Даже у Пушкина и Баркова не всегда получалось. Чего уж об остальных-то говорить! Особенно современных наших пиитах. Куплетистах-затейниках.

            Так что, уважаемая Алла Борисовна!.. «женщина, которая поет».  Никакая Вы давно уже не «женщина». А обычная баба. Голосистая, пошлая и вульгарная. Типа базарной торговки. Только…

            Э-э-э!.. – неожиданно опомнился Кубрин. – О чем это я?! Чего это я на бедную Аллу Борисовну напал? И что я к ней вообще прицепился? Господи боже мой! Что у меня вообще за мысли такие!?  Чужие какие-то. Не мои совсем! Голливуд,.. Пугачева,.. современное общество… Раньше мне такое вообще в голову никогда не приходило! Ну, поют себе люди и поют. Музычка играет,.. концерт,.. весело… А тут!.. Господи! Да что это со мной такое творится-то?!!

            Кубрин чувствовал себя, как вундеркинд в какой-то школе-интернате для умственно отсталых детей. Все вокруг чем-то занимаются, в какие-то свои дурацкие игры играют, живут, в общем, своей обычной дурацкой жизнью. Но что там, скажите на милость, нормальному-то ребенку делать?! А уж тем более вундеркинду? Во что играть? И самое главное, с кем?!

            Мир вокруг словно поблек. Выцвел.  Потускнел. Потерял разом всё свое очарование. Читать нечего, смотреть нечего, общаться не с кем. Тоска и скука. Причем какие-то совсем уж унылые и беспросветные. Расчитывать было не на что. Не надеяться же, в самом деле, что все вокруг вдруг разом резко поумнеют? Кубрикову вспомнился брантовский «Корабль дураков»: «Одно тебе, дурак, лекарство – / Колпак! Носи и благодарствуй». Нет, короче, от глупости никакого лекарства. Хотя, есть! Мне же, вот, веткой по башке шибануло!.. Вот и всем бы так. Да… Смешно. Очень смешно. Так смешно, что плакать хочется. Точнее, выть. Волком. Как оборотень на Луну. Я и есть оборотень. Внешне-то человек, а внутри… Кто я теперь на самом-то деле? Что не человек, это уж точно. По крайней мере, не обычный человек. Выродок. Монстр! «Не обычный» – это урод. Как ни крути. Нелюдь!

            Все вокруг люди, а я нелюдь. И все вокруг это уже чувствуют. Нюхом. Нутром! С друзьями какие-то странные нотки в отношениях стали проскальзывать, с женой… Хотя, какие они мне теперь «друзья»?! Что у меня может быть с ними общего? Ничего! Я будто с другой планеты прилетел. Инопланетянин какой-то. Как мы с ними раньше общались? О чем говорили?  Вообще не представляю!

            Н-да… Чёрт! Чёрт!! Чьёрт! побьери! Но вот же – смешно? Это глупое мироновское «чьёрт побьери» из «Бриллиантовой руки»? Значит, хоть что-то все же нравится? Хоть фильмы какие-то?.. книги?.. Хоть что-то осталось?!..

            Ну, что-то… Что-то, может, и осталось, но это «что-то» так ничтожно мало…

            Короче, что делать!!?? Не хочу быть умным!!! Не хочу–у–у–у!.. Сделайте меня снова дураком! Как раньше. Ну, не дураком, а просто обычным человеком. Как все. На хуй мне этот ум нужен? Что мне с ним делать? Прока от него все равно, как от козла молока. Один только вред. Горе! Как у Чацкого. Который, впрочем, сам, как я теперь понимаю, также особым умом не отличался. Но вообще-то положение у нас с ним абсолютно схожее. Полностью. Ты всех умнее, но толку тебе от этого решительно никакого. Ровным счетом. И вообще глупо быть таким умным.

            Это мне теперь тоже стало совершенно ясно, – подумал Кубрин. – То-то я всё время раньше удивлялся, чего это «умники» все обычно такие бедные и несчастные! Нет, правда. Ну, бедные, по крайней мере. Теперь, когда я и сам стал тоже шибко умный, всё сразу стало понятно. Разъяснилось!

            Ум хорош лишь для простых задач. С четко определенными условиями. Теоремку, там,  доказать, открытие в физике-химии сделать. Но в реальной жизни, в сверхсложных системах, каковым, в частности, является человеческое общество, он практически бесполезен. Всего не просчитаешь! Так что особого успеха с его помощью уж точно не добьешься и карьеру себе не сделаешь. Для этого совсем другие качества нужны.

            Сверхсложные системы ведь тем и характерны, что последствия воздействий в них не просчитываются в принципе. Т.е. во что превратится входной сигнал, что именно получится на выходе, повышение или увольнение, заранее предсказать невозможно. От слишком многих факторов тут всё зависит. Например, поругается начальник с утра с женой или нет?

            Так что, будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть десяти… Хоть одиннадцати, как я теперь. Результат один. Может, разве что, при тысяче?.. Или, там, при миллионе? Да и то вряд ли.

            Не говоря уж о том, что при тысячах-то-миллионах это уж совсем не человек будет. А какой-то просто кошмар ходячий. (От меня-то уж все шарахаются!) И у него уже совсем другие, новые проблемы возникнут. Появятся. Смена интересов, приоритетов, новая шкала ценностей и пр. и пр. Ему, наверное, всё вообще по хую будет. Всё мирское. Все эти успехи и карьеры. Мышиная возня вся эта. О нем мир, скорее всего, просто вообще никогда не узнает. Он пройдет по жизни незамеченным. Их интересы с миром не пересекутся. Ну, какие, в самом деле, могут быть «общие интересы» у человека с мышами?

            Короче, замкнутый круг. Сначала нет возможности, а потом – уже желания. Кидняк голимый. Как обычно.

            Слава богу, что у меня хоть желания-то пока еще есть! Деньги, положение, то-сё… Хотя, впрочем…

            Кубрин невольно призадумался. А надо мне всё это? Хм!.. По крайней мере… твердой уверенности… А чего мне вообще надо? Н-да… Хороший вопрос. Действительно?.. Чего мне от всей этой колонии простейших надо?.. Да ни хуя мне, от них не надо!! Мне вообще теперь ничего не надо! Так… разве что… самую малость.

 

    Мне мало надо!

                                                   Краюху хлеба и каплю молока.

    И это небо,

    И эти облака.

 

            Хлебников, Велимир… Надо же! Помню еще, оказывается. «Надо же» не в смысле «надо», а…

            Нет, подожди! Стишки, это, конечно, хорошо, но о чем-то я важном думал… А! ну да… чего мне теперь надо и чего не надо. И пришел к выводу, что ни черта мне теперь не надо. По хую мне всё!! До пизды! «Я свобо-оден!..» Как в песне поется. А почему, собственно? Почему не надо-то? Ну, поумнел я, ну, и что? У меня что, и чувства тоже изменились? «Поумнели?» Мироощущение? Хм!.. Мироощущение, пожалуй что, и правда изменилось. Все желания ведь так или иначе с людьми связаны. Как-то им понравиться, попонтоваться, произвести на них впечатление… Н-да… «Впечатление», блядь, произвести… На кого??!!  На эту жрущую и размножающуюся протоплазму?!

            Кубрин поморщился. Нельзя так о людях думать! Нехорошо это. Неправильно. «Неправильно»… А что правильно?! Что – «правильно»??!! «Что правильно»… Что правильно, только бог знает. Если он, конечно, есть. Черт! Лучше бы уж посильнее меня тогда по кумполу шандарахнуло! Глядишь, тоже богом бы стал. Или психом. Что почти одно и то же. Витал бы себе сейчас в нирване, в облаках, и в рот оно всё ебись! Все эти земные проблемы. По хую!!

            А то остался какой-то серединкой-наполовинкой. Между небом и землей болтаться. Как воздушный змей. Как!.. В проруби. Ни то, ни сё. Ни мясо, ни рыба. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Крыльев нет, но летать могу. Парить, блядь. Планировать. Как белка-летяга. Гений, блядь, видите ли! Что это вообще такое? А?.. «Гений»?.. Что это за зверь? Очень умный человек, что ли?..  Умный-то умный, но всё же не настолько еще, чтобы всё на хуй послать. Достаточно умный, чтобы мучиться, но недостаточно, чтобы что-нибудь сделать и изменить. Не бог и даже не титан. А всего лишь человек. Ничто человеческое которому не чуждо. В этом-то вся проблема.

            Господи! Ну почему именно мне эта ветка на голову свалилась? Ну почему??!! Чем я  Тебя, о Боже, разгневал и провинил? И что у меня теперь за мысли такие идиотские!.. Гениальные.

 

 

 

3.

 

 

            На следующий день Кубрину на глаза попался том Чижевского. Сколько лет валялся на полке, Кубрин в него даже и не  заглядывал никогда, а тут вдруг заинтересовался. Как будто под руку кто толкнул. Бес. Он открыл книгу, полистал…

            Собственно, теорию Чижевского о наличии четкой взаимосвязи, корреляции между пиками солнечной и человеческой, социальной активности он знал и раньше. Автор, конечно, совершенно гигантскую работу проделал. Удивительную! Таблицы, графики, статистический материал огромный… Всё это, конечно, впечатляло. Но всё это Кубрин уже видел и раньше. Он небрежно просматривал таблицы, мельком сравнивал графики.  Да!.. Очень интересно… Несомненная корреляция! Несомненная!..  Четко выраженная взаимосвязь. А впрочем, чему тут удивляться? Солнце – наше светило, ближайшая звезда – естественно, все процессы, там происходящие, и на земную жизнь влияют. И на человека в том числе. К примеру, на его психику, настроение, на его мозговую деятельность. Естественно, взаимосвязь. Чего тут странного? Было бы, скорее, удивительно, если бы этой взаимосвязи не существовало! А так… – это нормально.

            Эй! Постойте, постойте-ка!..  А это еще что такое? Почему этот график?.. Ну-ка, ну-ка?.. и этот тоже… Что за черт? Что это значит?

            Кубрин быстро пробежал глазами текст. Так… Так. Ага! Вот!

            «… Хотя сам факт наличия корреляции был очевиден и никаких сомнений не вызывал, тем не менее в ряде случаев оказывалось, что графики смещены относительно друг друга “не в ту сторону”, что пик активности человеческой деятельности несколько опережал соответствующий пик солнечной активности. Обычно на год-два. Что по логике вещей было абсолютно невозможно. Поскольку получалось, что следствие таким образом предшествует причине. Этот удивительный факт Чижевский объяснить так и не смог…»

            Гм!.. И вправду забавно… Нет, действительно, как такое может быть? Кубрин еще раз бегло полистал книгу. Да… Да… Связь несомненна… И тем не менее… Гм!… Странно… Очень странно… Весьма!..

            Неожиданно вспыхнувшая в мозгу догадка была настолько невероятна и ошеломляюща, что Кубрин даже зажмурился на секунду.

            Вот чёрт! Да ну, бред!.. Хотя… Хотя!.. А чего бред-то? Обычная научная гипотеза… легко проверяемая, кстати… Вот сейчас  и проверим. Заодно. Какой-такой я гений…

            Кубрин быстро включил комп и вошел в Сеть. Ага… Ага…  Какие у нас там подходящие события за последние годы были?.. А, ну вот, Кампучия, например… полпотовцы, красные кхмеры. Так… нашли… «Казнены свыше миллиона человек…» В каком году это было?.. Так… А с Солнцем что тогда происходило? А?.. Где это у нас?.. А, ну здесь, наверное… Да, точно. Так… смотрим… смотрим… Есть! Всё точно. Разница один год. Как положено. Как доктор прописал. Ну, дела-а!.. Вот тебе и… Мать моя женщина! Да  я  правда гений. В натуре. Сто пудов!

            Кубрин откинулся в кресле и крутанулся в нем пару раз. Он испытывал какое-то странное и незнакомое прежде чувство. Возбуждение, что ли… В общем, чувство человека, только  что сделавшего открытие. Все-таки в положении гения были и свои приятные стороны.

            Впрочем, эйфория его длилась недолго. Кубрин как-то особенно ясно и отчетливо  осознал внезапно, кем он теперь стал. Что такое на самом деле гений. Что удел его отныне – одиночество, одиночество и еще раз одиночество! Он чужой среди людей. Эта мысль вдруг пронзила его и предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе и безысходности. Очевидности! Она не оставляла места ни для надежд, ни для сомнений. Это было ему отныне абсолютно ясно.

            То решение, которое он сейчас с такой легкостью нашел, обычному человеку в голову придти просто не могло.  В принципе! Человеческий мозг просто по-другому устроен. Чтобы предположить то, что предположил он, надо было взглянуть на задачу под совершенно другим углом. Полностью абстрагироваться от ситуации. Выйти за рамки человеческой логики, человеческой психики. Обычный человек этого бы никогда не сумел. А вот он, Кубрин, сумел! Смог!!

            Он смог догадаться о возможности наличия обратной связи. Допустить ее, саму эту возможность. Предположить, что, быть может, не только солнечная активность стимулирует активность человеческую, но и, наоборот, активность человеческая тоже стимулирует активность солнечную. Появление на Солнце пятен и пр. А почему бы и нет? Социальные катастрофы, гибель людей… Возможно, при смерти людей выделяется какое-то излучение, энергия, которая инициирует процессы на Солнце. А те, в свою очередь, еще больше усиливают активность социальную. А значит, новые жертвы, новые выбросы, порции излучения смерти – новые всплески солнечной активности. И т.д.  Змея кусает себя за хвост! Классический процесс с обратной связью. Как, скажем, при спекулятивном росте цен на фондовом рынке. На те же акции. Рост цен стимулирует спрос, а тот в свою очередь, стимулирует новый виток роста цен.

            Кубрину вдруг вспомнилась Библия. «И ввергнут их в печь огненную…» «В печь огненную…» В ад! «Печь огненную». Может, Солнце – это и есть ад? «Печь огненная»? А излучение смерти – это просто грешные души, которые туда после смерти отправляются? Попадают. При особенно больших партиях, поступлениях, в аду происходят какие-то процессы, ад, образно говоря, торжествует – и это отражается на Земле. Ну, в общем, люди это чувствуют, становятся нервные, возбудимые, что, в свою очередь, ведет к новым социальным конфликтам, войнам, революциям, к новым жертвам, новым грешным душам и, соответственно, к новому торжеству ада.

            Кубрин усмехнулся про себя. Хм!.. Библия библией, но теперь, по крайней мере, ясно, почему не существует сверхцивилизаций. Основной парадокс то ли космологии, то ли ксенологии! Что такое «ксенология»?.. А!.. не важно! да какая разница?! Не о том я думаю. А о чем я думал?.. А, ну да, о сверхцивилизациях. Черт!! Каким-то я рассеянным становлюсь!.. Да, так что там со сверхцивилизациями? Сверхцивилизации…  Сверхцивилизации… А!! Почему не существует сверхцивилизаций!? Если космос практически бесконечен, то в нем должно существовать бесчисленное множество сверхцивилизаций, опередивших нас на миллионы лет развития, которые должны были нас уже давным-давно обнаружить. Ну, или, во всяком случае, мы должны были наблюдать следы их деятельности. Однако на практике, как известно, ничего подобного не происходит. Такое впечатление, что никаких сверхцивилизаций не существует вообще. Почему?

            Что ж, теперь ясно, почему. Развитие, прогресс неизбежно сопровождаются ростом населения, а значит, и ростом смертности, ростом интенсивности потока излучения смерти. Которое инициирует всё большую активность ближайшего светила, ближайшей звезды, местного Солнца. В конечном итоге на Солнце происходит гигантская вспышка, которая полностью стерилизует планету. Конец. Апокалипсис. Цивилизация гибнет, и всё начинается сначала. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет». Да, моря действительно уже не будет. Моря и океаны испарятся практически мгновенно.

            Причем, поскольку цивилизация в этот момент еще недостаточно развита, чтобы как-то защищаться от подобного рода катаклизмов, то механизм этот имеет поистине универсальный характер и действует безотказно. Бороться с ним невозможно в принципе.

            Ну, вот, я его понял. Ну, и что? Во-первых, всё равно никто не поверит, всё это ведь всего лишь гипотеза, к тому же практически непроверяемая; а во-вторых, даже бы если вдруг и поверили. И что теперь делать? Остановить прогресс? Ограничить во всем мире рождаемость-смертность? «Запретить» войны и конфликты? Бред! Короче, сама природа цивилизации обрекает ее на гибель. Вероятно, сверхцивилизации природе не нужны.

            Каламбурчик! Точнее, оговорочка, и очень характерная. Слово «природа»: в обоих своих значениях оно противостоит цивилизации. Даже внутренняя природа ее самой. Ладно, надо, кстати, посмотреть, как вело себя Солнце последние годы. Усиливается ли его активность с течением времени? По мере роста интенсивности потока излучения смерти. Кажется, усиливается… Что-то я об этом слышал или читал. А!.. усиливается, не усиливается!.. Один хуй. Мне-то что? Я все равно до этого наверняка не доживу. До всеобщей стерилизации. Не завтра же оно взорвется, солнышко наше! Время еще есть. Пара тысяч лет как минимум. Так что пока: живи и грейся! А потом!.. А потом – суп с котом! И пироги с котятами. «А потом да а потом – суп с котом и хуй со ртом!»

            Да гори оно всё огнём!! Ясным пламенем. Всеочищающим и всепоглощающим! Оно и сгорит. Аминь.

 

 

 

3.

 

 

            Ночью Кубрину приснился совершенно невероятный сон. Будто сидит он в одной комнате с каким-то странным человеком – элегантным, изящным мужчиной лет сорока – и ведут они между собой нечто вроде диспута. Точнее, мужчина что-то ему, Кубрину, объясняет и втолковывает, а он его внимательно слушает и пытается возражать. В общем, о чем-то они там спорят.

            Кубрин попытался припомнить детали спора и, к своему удивлению, обнаружил вдруг, что он помнит всё совершенно отчетливо и ясно, слово в слово. Будто это и не сон вовсе был, а самая настоящая явь. Словно всё это наяву с ним происходило. Стоило ему чуть сосредоточиться, – и практически все детали и подробности сна, все слова и реплики спора мгновенно всплыли в его памяти.

            Он прикрыл глаза и будто снова сразу оказался в той комнате, перенесся туда; словно наяву услышал опять чуть хрипловатый, негромкий, равнодушно-снисходительно- ленивый голос своего ночного собеседника. Голос человека, абсолютно уверенного в себе, всё знающего и всё понимающего и словно прожившего на Земле уже не одну тысячу лет. Кубрин даже поёжился невольно при этом воспоминании, и ему как-то не по себе стало. Как если бы повеяло вдруг на него ледяным дыханием какой-то мрачной неведомой бездны.

            – А!.. вот наконец-то и Вы, Николай Борисович! – вновь раздалось у него в ушах. Это было первое, что он тогда, во сне, услышал.

            – Где я? – Кубрина будто опять с головой захлестнуло то чувство глубокого удивления и даже какого-то испуга, которое он в тот момент испытал.

            – Во сне, – любезно пояснил ему его собеседник. –  Вы спите и видите сон.

            – Сон? – Кубрин с изумлением озирался по сторонам. Смотреть, впрочем, было особенно не на что. Комната как комната. Ничего примечательного. Да и вообще всё вокруг как-то расплывалось; дрожало, мерцало и дразнило; было каким-то туманным и размытым. Марево какое-то. По-настоящему отчетливо виден был только его собеседник. Вот он-то был действительно реальным. И слова он говорил реальные. Самые что ни на есть.

            – Ну и как Вам в новом качестве?.. Нравится? – словно бы вновь услышал Кубрин.  

            – О чем Вы? В каком еще новом качестве? – с изумлением уставился Кубрин на сидящего напротив мужчину.

            – Ну, гения! – засмеялся тот. – Вы же у нас теперь гений! Нравится Вам быть гением?

            Кубрин некоторое время молча смотрел на своего собеседника, не в силах вымолвить ни слова.

            – Послушайте!.. – наконец с усилием выдавил он из себя.

            – Да-да! – понимающе усмехнулся в ответ мужчина и кивнул головой. – Вы абсолютно правы. Ветки на голову просто так никому не падают. Да ещё и так удачно.

            – Так это?.. – Кубрин даже рот от удивления открыл. Мужчина, не отвечая, всё с той же насмешливой полуулыбкой лишь молча на него поглядывал.

            – Кто Вы? – внутренне обмирая от какого-то суеверного ужаса, тихо спросил Кубрин. (Он и сейчас вздрогнул, вспомнив то своё ночное чувство.)

            – Инопланетянин! – весело откликнулся его собеседник. – Гуманоид! Сверхразум. Ах, ну да! Вы же знаете теперь, что никаких инопланетян не существует. Никаких сверхразумов и сверхцивилизаций! Солнечная вспышка и!.. Готово дело! Глобальная стерилизация планеты. Просто и эффективно, не правда ли? – мужчина снова засмеялся, глядя на Кубрина в упор. Глаза его, однако, при этом не смеялись. Они смотрели на Кубрина пристально, холодно и изучающе, как на какой-то новый, интересный экземпляр своей неведомой коллекции.

(Причем здесь «коллекция»? – помнится, тогда, во сне, в растерянности подумал Кубрин, недоумевая, почему именно это слово всплыло вдруг внезапно у него в памяти. – Какая еще «коллекция»? Коллекция чего?.. Или кого?)

            – Да, так насчет солнечной активности, – оборвав внезапно, как обрезав, свой смех, продолжал между тем мужчина. – Возможно, завтра-послезавтра на Солнце будет чудовищная вспышка. Самая сильная, наверное, за всю историю наблюдений, – он замолчал, выжидающе глядя на Кубрина.

            – А я здесь причем? – ничего не понимая, после паузы автоматически пожал плечами тот. – Подождите, подождите! – опомнился вдруг он. – А Вы откуда знаете? Что на Солнце завтра вспышка будет?

            – Я сказал: ВОЗМОЖНО, будет, – спокойно поправил Кубрина его невероятный собеседник.

            – Ну и что? Что значит «возможно»? – Кубрин по-прежнему ничего не понимал. Странный какой-то разговор. Дикий совершенно! Как будто с Господом Богом. «Завтра на Солнце, ВОЗМОЖНО, будет вспышка»! Ну и что? Что на это вообще отвечать прикажете? И как реагировать? – А!.. Так об этом объявляли, наверное?!.. – с запоздалым облегчением сообразил наконец он.

            – Нет, – все так же спокойно возразил Кубрину мужчина. – Никто об этом нигде не объявлял. Об этом вообще пока никто не знает.

            – Так откуда же тогда Вы знаете?! – Кубрин, несмотря ни на что, ощутил поднимающееся в душе раздражение. Что это, в самом деле, такое?! Издеваются над ним, что ли?

            – Да уж знаю! – на губах мужчины снова заиграла ироническая усмешка. – Что-то для гения Вы не слишком сообразительны. Ладно, впрочем, – погасил он тут же свою усмешечку. – Перейдемте-ка лучше к делу! Вы ведь знакомы с неравновесной термодинамикой? Хотя бы в общих чертах? – мужчина вопросительно посмотрел на Кубрина.

            – С чем-с чем? – даже растерялся на мгновенье Кубрин, настолько неожиданным был переход.

            – Ну, флуктуации, точки бифуркации,.. – подбодрил его мужчина. – Вспоминайте,  вспоминайте! «Когда система, эволюционируя, достигает точки бифуркации, детерминистическое описание становится непригодным. Флуктуация вынуждает систему выбрать ту ветвь, по которой будет происходить дальнейшая эволюция системы. Переход через бифуркацию – такой же случайный процесс, как бросание монеты», – менторским тоном, будто читая лекцию в университете, процитировал он. – Ну, припомнили?

            – Погодите, погодите! – с трудом стал соображать Кубрин. – Точки бифуркации – это критические точки, что ли? Когда сколь угодно малое воздействие может привести к принципиально новому поведению всей системы?  В частности, к катастрофе. Цистерна с капающей сверху водой, стоящая на наклонной платформе. Последняя капля опрокидывает цистерну. Бабочка, пролетевшая на границе области зарождения тайфуна и вызвавшая  смерч где-нибудь в Калифорнии. Вы об этом?

            – Ну, вот видите! – широко улыбнулся мужчина и поощрительно покивал головой. – Вот Вы и вспомнили! «Усиление микроскопической флуктуации, происшедшей в "нужный момент", приводит к преимущественному выбору системой одного пути развития из ряда априори одинаково возможных».

            – Ладно, положим, – Кубрин все еще не понимал ровным счетом ничего. – И что? Причем здесь Солнце?

            – Завтра как раз «нужный момент», – ласково пояснил ему мужчина. – Критическая точка. Точка бифуркации. Когда микроскопическое воздействие может вызвать или не вызвать катастрофу.

            – И что!!?? – чуть не закричал Кубрин. – Причем здесь я?! Для чего Вы мне всё это рассказываете? Чего Вы от меня вообще хотите?! Можете Вы в конце концов внятно мне объяснить?!!

            – Ну Вы же сами всё вчера уже сообразили! – укоризненно покачал головой мужчина. – Ну, Николай Борисович? Как же так?.. Ну, вспомнили?.. Грешные души… Излучение смерти… Ну?..

            – Постойте, постойте! – потер лоб Кубрин. – Ну, да… Излучение смерти… Вы что, хотите сказать?..

            – Да-да-да, Николай Борисович! – мягко подтвердил Кубрину его собеседник. – Именно! Именно так. Лишняя жизнь или смерть завтра может решить всё. Будет на Солнце вспышка или нет. А вспышка – это тысячи и тысячи новых смертей. Магнитные бури, всякие хронические больные, чутко на них реагирующие, и пр. и пр. Да Вы и сами всё это прекрасно знаете.

            – Ну, хорошо, хорошо! – попытался сосредоточиться Кубрин. – Положим, я всё понял. От меня-то Вам что надо!? Зачем Вы мне всё это всё-таки рассказываете?

            – Как зачем? – совершенно натурально удивился мужчина. – Разве Вы не хотите спасти тысячи ни в чем не повинных людей? Сохранить им жизнь. Стать героем! Завтра Вам представится такая возможность. Правда, тайным героем, тайным,.. – уточнил он и опять усмехнулся, проницательно глядя на Кубрина. – Никто об этом никогда не узнает. Но какая в конце концов разница? Вы же не для славы это сделаете.

            – Что я сделаю? – с еле сдерживаемым бешенством прошипел Кубрин. – Можете Вы мне сказать наконец толком, что Вы от меня хотите? А?.. В конце-то концов?

            – Хорошо! – сугубо деловым тоном заговорил мужчина и шевельнулся в своем кресле. – Я предлагаю Вам завтра стать спасителем человечества. Героем. Спасти для начала одного человека. Ребенка. Оплатить ему операцию. 15 тысяч долларов. Это сохранит ему жизнь. А возможно, заодно и жизни многих тысяч других людей. Поскольку, возможно, предотвратит вспышку на Солнце. Микроскопическая флуктуация, происшедшая в «нужный момент», – оба слова «возможно» собеседник Кубрина в своей речи явно намеренно выделил. Произнес оба раза с чуть большим нажимом и ударением.

            – Вы это что, серьезно? – в величайшем изумлении уставился на своего визави Кубрин. Он всего ожидал, но только не этого! – Вы хотите сказать, что я, ради каких-то солнечных пятен, должен потратить все свои деньги?!  Неизвестно зачем и на кого? И неизвестно еще, что из всего этого получится! Вы же сами говорите все время: «возможно!.. возможно!..». Значит, никаких гарантий нет и быть не может, и Вы это прекрасно знаете. Да и вообще!! – в полном смятении и растерянности закричал он. – Даже причем здесь это?! Что вообще за бред!! Что за чушь! Гарантии, не гарантии!.. Да не собираюсь я свои деньги тратить! И с чего я вообще должен Вам верить? Кто Вы??!! Что это всё вообще за комедия?! Всё это мне только снится!

            – Николай Борисович! – сказал мужчина и встал. Кубрин машинально последовал его примеру. – Завтра в газете Вы найдете объявление: «Помогите!! Срочно требуются деньги на операцию ребенку!». Это и есть тот самый человек, которому надо помочь. Этот больной ребёнок. Вам решать. Всего хорошего.

            – А… – начал было Кубрин – и проснулся.

            Да, на этом самом дурацком «А…» я и проснулся, –  поморщился Кубрин. – Герой и гений. Два «Г». «Г» в квадрате. В проруби, бля! Спаситель человечества  от солнечных  пятен… Герой, ага!.. Да только не моего романа!!.. Ну, и бред! Приснится же вообще такое!

 

 

 

4.

 

 

            Кубрин, кряхтя, встал с постели, повертел затекшей шеей и пошел в ванную. Умывшись и приняв душ, он сел завтракать. О своем сне он старался не думать и не вспоминать и всячески гнал его из памяти. Всеми силами! Но это плохо получалось. Тот упорно, снова и снова, лез ему в голову. Как тот самый знаменитый розовый слон, о котором ни в коем случае нельзя думать. Наконец Кубрин сдался и с какой-то удивившей его самого злобой принялся размышлять.   

Ну, хорошо! Что мы имеем? Мне приснилась какая-то хуйня! Привиделась, блядь! Которая просто ни в какие ворота не лезет!! Бред какой-то! Ахинея!! Так почему меня всё это так волнует? А? Ну, приснилась и приснилась.

Потому что никакая это не ахинея, – тут же ответил он сам себе. – И я это прекрасно знаю. Слишком для ахинеи было всё связно и логично. «Неравновесная термодинамика»!.. Твою мать! Да я слов-то таких не знаю! Или все-таки знаю?.. Что-то мы там, действительно, в университете изучали такое…  Были какие-то лекции… Не помню я уже, конечно же, ничего, но что значит: не помню? Кажется только, что не помню, а на самом-то деле!.. В подсознании…

Так значит, я сам мог себе всё напридумывать. Про все эти вселенские катаклизмы. Начитался вчера Чижевского, перевозбудился, вот и!.. Подсознание со мной злую шутку и сыграло,  – он остановился, перевел дух и с тоской посмотрел по сторонам, будто ожидая помощи. Дальше думать не хотелось. – Да, а ребенок? – наконец нехотя признал он. – Объявление в газете? Если это мой собственный личный бред, не в меру разыгравшееся воображение, то никакого объявления, естественно, там нет и быть не может. Если только не вообразить, что помимо этой ёбаной гениальности, я обладаю теперь еще и даром предвидения. Могу, блядь, трепетной рукой приподымать завесу будущего. Угадывать объявления в газетах. Прямо, блядь, Кассандр какой-то, в натуре! – он невесело усмехнулся. – Ёб твою мать! Ебать мой хуй! Ну почему это всё именно со мной происходит??!! Миллионы же людей живут своей нормальной, растительной жизнью, и никаких им снов вещих не снится! Никакие монстры им во сне не являются. Никаких веток на голову не падает, – Кубрин тяжело вздохнул и опять с тоской обвел глазами кухню. – Одному мне всегда так везет. Ну, и что теперь делать? А? Объявление искать?.. На хуй оно мне нужно!! Если оно есть, конечно, – тут же поспешно поправился он. – Нет же там наверняка никакого объявления! Это же всё мои собственные фантазии и сказки! – Кубрин встал и, тяжело ступая, бесцельно подошел к окну. Посмотрел в окно, потом подошел к холодильнику и, сам не зная зачем, открыл его. Постоял, глядя внутрь, перед ним некоторое время, захлопнул и снова сел. – Ну, что, что??! Читать газету или нет?.. Не буду! – решил он.

            – Всё, я убегаю! – быстро затараторила жена, вихрем влетая в этот момент на кухню. – Обед на плите. Газета вот, – она кинула на стол газету. – Всё, пока!

Жена исчезла, а Кубрин остался сидеть, тупо глядя на лежащую перед ним газету. Потом обреченно вздохнул, протянул руку и придвинул ее к себе. То, что объявление там будет, он уже практически не сомневался. Да, вот оно. «Помогите!! Срочно требуются деньги на операцию ребенку!» Слово в слово, как этот… из сна и говорил. Кто он, кстати? Демон, что ли? Или наоборот, архангел какой-нибудь?

Да-а… На архангела-то он не больно похож,.. – вяло усмехнулся Кубрин, вспомнив сардоническую ухмылочку своего ночного гостя. – Хотя пёс их знает, архангелов этих! Какие они в жизни.  В миру и в быту. Может, вот такие вот канальские рожи у них как раз и есть. Добрых людей смущающие и каких-то совершенно немыслимых добрых дел от них требующие. Демон-то от меня бы добрых дел-то, наверное, никаких требовать не стал. На хуй ему это надо! Чтобы я спасал кого-то. Ему наоборот, наверное, по кайфу, что парочка-другая миллионов дебилов в результате солнечной вспышки кони двинут. И к нему в лапы, в ад прямиком отправятся. На солнышке жариться. Греться, блядь.

Хорошо с демонами дело иметь. Удобно. Полное взаимопонимание. Потому что я и сам такой же демон! – вдруг пришло ему в голову. – Дьявольского во мне гораздо больше, чем божественного. Злого, чем доброго. Поэтому с ангелами мне и в лом общаться. С чертями проще. Легче общий язык находить. «Ребенка? Какого еще ребенка? Рехнулся?.. Всех не переспасаешь! Тоже мне, спаситель нашелся!.. Христосик. О себе лучше думай!» Во! Всё просто и понятно. Доходчиво. Э-хе-хе!.. – Кубрин сморщился и почесал пальцем голову. – Надо же! Ангела или демона сподобился чуть ли не наяву, воочию увидеть и лицезреть и даже не удивляюсь почти. Н-да… Так чего ж все-таки делать-то? Звонить-не звонить?..

Но он уже знал, что позвонит. Всё с той же кислой миной на лице он нехотя набрал указанный в газете номер.

            – Алло! – сразу же ответил взволнованный женский голос.

            – Э-э!.. Здравствуйте!.. – промямлил  Кубрин не зная, что, собственно, говорить и зачем он вообще позвонил. – Я по объявлению. (Ну, и кретин! – с досадой подумал он. – «Я по объявлению!» «Это вы магнитофон продаете?» Идиот!)

            – Да, я слушаю!! – закричала женщина, и Кубрин даже отшатнулся, таким отчаянием и одновременно безумной надеждой плеснуло на него из трубки. – Вы можете помочь!!!???

Кубрин швырнул трубку и некоторое время неподвижно сидел, тяжело дыша и с ужасом глядя на телефон, как будто ожидая, что из него вот-вот опять раздастся этот ввинчивающийся в душу и рвущий на части сердце женский голос.

Какой кошмар! – обхватил он руками голову. – На хуй я позвонил!?

Кубрин чувствовал себя так, будто его теперь, после звонка, связали с той женщиной какие-то невидимые нити. Узы. Словно он теперь уже и не посторонний, будто он тоже теперь несет ответственность, становится виноватым в смерти ее ребенка. Мог спасти – и не спас!

Да не дам я денег!! – опомнился вдруг он. – Не дам, не дам и не дам! Пусть еще хоть сто ребенков сдохнет! Да хоть тыща!! Хоть миллион. Завтра же новых нарожают. Новых уродом. Этих, как их там… из мультфильма… пельменей… Бивисов и Бадхидов. Поколение «Пепси», в общем.  Орущие-сосущие.

А что до вспышек этих долбаных!.. Да пусть хоть всё тут взорвется!! Хоть весь свет! Мне-то что? Меньше народу – больше кислороду! Моя хата с краю, я ничего не знаю. Наше вам с кисточкой! Сочувствие? – пожалуйста. Жалость? – тоже бога ради. А вот денежки – извините! Аттанде-с! У меня и свои ребенки есть. Не говоря уж о жене. Им тоже пить-кушать надо. Да-с. Так что – большой привет!

Кубрин решительно встал и, не глядя больше на телефон, посвистывая, вышел из кухни.

 

________________________________________________________________________

 

Уже ближе к вечеру на работу Кубрину позвонила перепуганная насмерть жена.

            – Мама только что с дачи звонила! У Сашеньки сильнейший приступ астмы!! – кричала она, рыдая, в трубку. – А с больницей связаться невозможно! Какая-то там невиданная магнитная буря. Связи нет. Всё отказало. Она умрёт!!! Умрёт!!!!! Ты меня слышишь??!! Слышишь???!!! 

            – Слышу… слышу… слышу… – механически, с монотонностью заезженной пластинки, тупо повторял и повторял в ответ Кубрин, глядя прямо перед собой пустым и ничего не выражающим взглядом и не в силах никак остановиться, –  слышу… слышу… слышу… слышу… слышу…

 

________________________________________________________________________

 

 

И сошел к Нему с неба Ангел сильный, имеющий власть великую, облеченный   облаком;  над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные.

И сказал Ему Ангел:

            – Если Ты хочешь людям добра – устрани из мира зло.

Он же сказал ему в ответ:

            – Если не будет в мире зла, как же смогут люди различать добро и зло? Они снова превратятся в безропотных и бессловесных домашних животных. В Адаму и Еву.

Потом сказал Ангел:

            – Нельзя строить правду на лжи и добро на зле. Скажи людям, кто Ты. Открой им, что Ты Сын Врага, Сын Сатаны.

Он сказал ему:

            – Какая разница, кто Я и чей Я сын? Написано: «По делам их узнаете вы их». Мои дела сами скажут за Меня.

И опять сказал Ангел:

            – Написано: «Господу Богу твоему  поклоняйся и Ему одному служи». Поклонись Богу, и Он простит Тебя.

Тогда Он в весьма сильном гневе говорит ему в ответ:

            – Написано также:  «И рабы Его будут служить Ему». Отойди от Меня, раб божий, и предоставь Мне идти Моим путем. Путем свободного человека.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 20-й.

 

И настал двадцатый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

            – Можно ли в этом мире полагаться хоть на кого-то?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Нет. Ни на кого. Только на самого себя. Так устроен мир.

 

 

 

                                                     ДИАГНОЗ.

 

                                  «Примите, ядите: сие есть Тело Моё».

Евангелие от Матфея.

 

                                                                                                     «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?

               Они предложили ему тридцать сребреников».

Евангелие от Матфея.

 

 

 

 

 

 

 

 

1.

 

 

            – У Вас есть родственники? – врач почему-то мялся и избегал смотреть в глаза.

            – Да, жена, –  удивился Чиликин. – А что?

            – Пусть она ко мне как-нибудь на днях подойдет…

            – А в чем дело? – похолодел Чиликин.  Он ничего еще не понимал, но уже почувствовал что-то неладное.

            – Я ей всё объясню, – врач по-прежнему прятал глаза.

            – Ну, хорошо… –  картинно пожал плечами Чиликин, подчеркнуто-спокойно одеваясь.

            На душе же, между тем, спокойно у него вовсе не было. Он примерно представлял себе, что все это значит. Такие вот уклончивые ответы. Сталкивался уже. Было дело. Правда, в несколько ином качестве. Приходилось выступать однажды в роли того самого родственника, которого просят «как-нибудь на днях подойти». Когда матери диагноз вдруг поставили. Совершенно неожиданно. «Рак почки».

            Так же вот примерно всё и происходило. Жила себе жила, ни на что особенно не жаловалась, потом пошла пенсию себе оформлять, медкомиссию проходить – хлоп! И пожалуйста! Готово дело! Года после этого не прожила. Прямо на глазах с этого момента начала таять. Угасать. Мистика прямо какая-то! Наваждение! Как будто именно с этого момента заболела. А до этого была здорова. И если бы не пошла тогда в эту проклятую больницу, то так ничего бы с ней и не было. Так бы и жила себе до сих пор, не зная, что у нее рак. Как будто ей не диагноз там поставили, а просто-таки заразили этим самым раком! Чиликин, конечно, умом-то понимал прекрасно, что все это не так, но ничего не мог с собой поделать. Впечатление было полное! Абсолютное. Не зря же многие люди боятся ходить в больницу проверяться. Вероятно, именно по этим вот самым соображениям. Так живешь себе и живешь, и еще, ничего не зная, может, сто лет проживешь, –  а найдут что-нибудь!..

            Д-да!.. вот и у него сейчас, похоже, что-то там такое «нашли». Что-нибудь этакое. Не иначе. Интересно вот только, что? Ну, это мы выясним… и без всякой жены. Чего ее зря пугать? А если не «зря», то и тем более незачем. Надо ж сначала самому определиться, разобраться,.. что к чему. А там уж тогда и видно будет. Как дальше жить. Как быть и что делать.

            Чиликин преувеличенно-вежливо попрощался с врачом и вышел из кабинета.

            – Ну, чего? – ждавший его в коридоре приятель встал со стула. Тот самый, блин, по чьей инициативе он всё это и затеял. Всю эту грёбаную проверку здоровьица своего драгоценнейшего. Мать у него, видите ли, в этом блядском центре работает, каким-то, там, мелким то ли начальником, то ли клерком. У этого самого приятеля. «Давай!» да «давай!». «Ты же тут в двух шагах живешь. А мы тебе всё по высшему классу организуем, как положено. Весь проверишься. Полностью! От и до». Вот и «проверился», блядь. Допроверялся. «Родственники у Вас есть?» Однако!.. Ни хрена себе, сказал я себе! Они меня тут что, хоронить, что ли, уже собрались?!

            – Слушай, Дим, –  страдая и испытывая какую-то внутреннюю неловкость, выдавил из себя Чиликин, – тут чего-то непонятное… Бардак, как в джунглях. Мне ничего не говорят, сказали, чтобы жена пришла. Может, ты мать позовешь? Пусть спросит.

            Приятель на секунду опешил и с удивлением посмотрел на Чиликина.

            – Ладно, подожди тут! –  скомандовал наконец он и нырнул в кабинет. Чиликин остался томиться в коридоре.

            Когда минут через десять приятель вышел, выражение лица у него было какое-то странное. Собственно, такое же точно, как у врача. Он разглядывал Чиликина так, словно видел его впервые.

            – Знаешь… –  запинаясь и бегая глазами, неуверенно начал он и откашлялся. – Сказали, надо заново анализы сдать…

            – Слушай, Дим! – мягко, но настойчиво повторил Чиликин, стараясь, чтобы его голос звучал максимально убедительно. – Ты, что ль, еще со мной в прятки играть собрался? Говори, что тебе там сказали?

            – Э-э… Э-э… –  приятель явно колебался и не знал, как себя в этой ситуации вести. Потом наконец решился. – В общем, сказали, что есть подозрение на рак. Но это еще не точно! – тут же заспешил он. – Надо повторно все анализы сдать.

            – Рак чего? – спокойно спросил Чиликин. Он понял, что в глубине души был уже готов к чему-то подобному. Ну, не обязательно, конечно, рак. Может, еще какая-нибудь гадость. Аналогичная. Мало ли их на белом свете водится! Но ясно, что дело серьезное. Иначе зачем бы родственников вызывали?

            – Печени… – пробормотал приятель и украдкой взглянул на Чиликина. Тот по-прежнему чувствовал себя на удивление спокойно. Как будто это и не ему только что смертельный диагноз поставили. Печень – это всё! Пиздец. Максимум полгода. Неоперабельно. Сейчас метастазы по всему организму пойдут. Если уже не пошли. По всем органам. Кровь же ведь вся через печень идет.

            Он это всё с матерью в свое время проходил. И с отцом. Тот примерно так же скоротечно умер и тоже от рака. Лёгких. Так что наследственность у Чиликина была та еще! Соответствующая. Самая что ни на есть подходящая. Хоть сейчас в гроб!

            – Ну, и сколько мне жить примерно осталось? – с прежним ледяным спокойствием поинтересовался Чиликин. – Ну, Дим, ты же понимаешь! – тут же так же мягко пояснил он, видя, что приятель не решается ему ответить. – Мне же надо знать. Дела в порядок привести. Да и вообще… дело-то, сам понимаешь серьезное…

            – Сказали: полгода максимум, – Дима был явно сбит с толку таким неадекватным поведением Чиликина. Он, похоже, ожидал чего-то совсем другого.

            – Поня-ятно… –  задумчиво протянул Чиликин. (Надо же, как я угадал! – усмехнулся он про себя. – Как в воду глядел.) – Ну, это еще нормально. Время еще до хуя.

            Приятель вздрогнул и быстро взглянул на него с каким-то опасливым ужасом. Кажется, он решил, что у Чиликина от всего этого поехала крыша. Или что он просто пока еще не осознает до конца всего происходящего и находится сейчас в состоянии шока. Прострации. Не догоняет пока ситуацию.

            – Ладно, Дим, давай! – Чиликин протянул руку. – Ты извини, мне сейчас надо одному побыть. Ты не говори пока никому ничего. Ни матери, ни жене моей. Хорошо? (Хотя мать-то его все равно, по-любому, узнает, –  сразу же сообразил он.)

            – Хорошо, – приятель в растерянности топтался на месте и, по всей видимости, просто не знал, что ему теперь дальше делать.

            – Ну, пока! – Чиликин уже сделал было движение, чтобы уйти, как вдруг приостановился. – А почему они мне самому-то ничего не сказали? – поинтересовался он, хотя ответ был ему прекрасно известен.

            – Да видишь ли… –  окончательно смутился друг-приятель Дима. – Люди себя по-разному в таких ситуациях ведут… Некоторые самоубийством покончить жизнь сразу же пытаются. Из окон выбрасываются. Прямо во врачебном кабинете.

 

 

 

2.

 

 

            Выйдя из больницы, Чиликин закурил сигарету и неторопливо двинулся в сторону дома. Пешком идти тут было вообще-то довольно далеко, примерно час ходу, но сейчас это было даже к лучшему. Лето,.. погода прекрасная,.. тихие московские улочки… Идешь себе неторопливо, по сторонам поглядываешь… Никуда не спешишь. Спешить некуда! Теперь спешить вообще больше некуда. Некуда и незачем. Все земные дела закончены. Времени впереди навалом. Целая вечность. Длиною в полгода.

            Хотя насчет земных дел это я, пожалуй, погорячился, –  вдруг мелькнуло у него в голове. – Чего там у меня «закончено»?! Ничего у меня даже и не начато, –  он увидел во дворе какого-то дома пустые детские качели, сел на них, подогнув ноги, и, не отрывая ступней от земли, принялся неторопливо на месте туда-сюда покачиваться. – Семья вообще без средств остается. Без гроша, по сути. Жена-то ладно, она в конце концов взрослый человек – а ребенок? Как она с ребенком маленьким выкрутится? Куда пойдет, куда кинется?  Сейчас и на работу-то не устроишься! Да и что она умеет? Ребенка, опять же, куда девать? В ясли? Они хоть существуют еще, эти ясли? Что-то я сомневаюсь…

            Жена Чиликина сидела с ребенком дома и никогда нигде не работала. В принципе, одной зарплаты мужа на жизнь им вполне хватало. Чиликин зарабатывал неплохо. Но всё же не настолько, чтобы откладывать. Подкожного жирка у него пока еще не было. Просто не успел обрасти. Так что с его смертью весь маленький мирок его семьи мгновенно рушился. Жене хоть по миру иди! На паперть. Или на панель.

            При этой мысли Чиликин даже  вспотел. Взмок весь.

            Да-а-а… –  осторожно наконец выдохнул он. – Веселый разговор… Жил-жил и вот и дожил. Жену на панель отправлять собрался. Вроде нормальный мужик: голова есть, руки есть – не пальцем деланый, а что в итоге?  Ехал, ехал и приехал. Приплыл. Это называется: приплыли. Ну, почему всё так получается? – Чиликин задумчиво посмотрел на небо. На облака. – «Облака плывут, облака. Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам. А я…»  Да-а-а… Ну, дела!.. Кошка мышку родила. Да-а-а…

            Чиликин выбросил щелчком докуренную до самого фильтра сигарету и встал с качелей. Еще раз вздохнул и побрел домой. На душе его было невыносимо тоскливо и муторно. Тягостно. Безвыходность и безнадёга какая-то. Беспросветность. О себе он, собственно, почти не думал. На себе он уже поставил жирный крест. Ну, умрет и умрет. «Делов-то!.. «В этом мире умирать не ново…» Но вот семья!.. Ребенок!.. Да-а-а…

            Может, убить кого? – вяло подумал он. – Или ограбить? Терять все равно нечего… Банк какой-нибудь? Или инкассаторов… Хотя кого я могу убить? – Чиликин опять тяжело вздохнул. – Как? Чем? Чушь все это! Пустые бредни. Детский лепет. Маниловщина. «Ах, хорошо бы!..» Хорошо-то бы хорошо, да вот только как? Оружие хотя бы нужно для начала купить, а где? у кого? Я даже не представляю себе, как к этому делу подступиться. И с чего начать. Да и вообще!! – Чиликин в сердцах сплюнул. – У меня и времени-то осталось от силы месяц-два. Пока я могу еще что-то делать. А потом всё очень быстро пойдет. По нарастающей. Слабость постоянная, боли и прочие прелести. Знаю я всё это! Видел. «Оружие»!.. Какое там, в пизду, «оружие»! Гангстер хренов. Аль Капоне. Чего я за месяц успею? Да и не умею я это! Не умею!! Не мое это! Ну, кончится всё тем, что подстрелят меня – вот и всё. Никаких денег я таким способом все равно не раздобуду. Если бы всё так просто было, все бы целыми днями только и делали, что банки грабили.

            За своими невеселыми размышлениями Чиликин не заметил, как дошел до дома.

            Надо же! – равнодушно удивился он, входя в прохладный подъезд. – Быстро как! Обычно идешь, идешь… А тут… Кажется, только что из больницы вышел. Неужели уже целый час прошел? – он взглянул на часы. – Да, действительно, час. Хм!.. Чудеса! Быстро… Впрочем, теперь всё будет быстро. Час, день, неделя, месяц… А там и… Ладно-ладно! – опомнился он. – Начинается!.. Так и с ума сойти недолго. Если все время об этом думать. И только на этом зацикливаться. Надо отвлечься хоть как-нибудь… А о чем мне еще думать?! – с ожесточением пнул он ногой стенку лифта. – На что отвлекаться?!  Отвлекайся, не отвлекайся, а конец один. Мимо не проскочишь. Полгода максимум. Да и какие «полгода»! Через месяц уже надо что-то делать. Что-то решать. Ну, полтора от силы. Чего и себя, и других мучить? Ведь если боли начнутся, то вообще пиздец. Это уже не я буду. При раке же на последних стадиях никакие обезболивающие уже не помогают. Сейчас надо решать, пока еще силы есть. И воля. Из окна, наверное, лучше… А как еще? Ладно, впрочем. Подумаем… Порешаем. Куда спешить? Поперёд батьки в пекло лезть. Успеется. Не опоздаю!

            Чиликин вошел в квартиру, переобулся и прошел к себе в комнату.

            Чаю, что ли, попить? – подумал он, переодеваясь. – А!.. не хочется. Не хочется мне никакого чая. Н-да… Кто пьет чай, тот отчается. Н-да… –  он посмотрел на себя в зеркало. – Как же так? Ничего нигде не болит, чувствую себя прекрасно –  и вдруг рак! «Жить полгода!» Как такое может быть? – но он знал, что может. Очень даже может! Еще как может-то! – Да-а-а-а-а!.. Где он хоть, этот рак, сидит-то у меня? В печени?.. (В печенках он у меня уже сидит! –  тут же мрачно сострил про себя Чиликин.)  Где хоть она? Эта печень?.. Справа? Слева?.. – Чиликин задрал рубашку и пощупал себя и справа и слева. Нигде ничего не болело. – Э-хе-хе… –  он опять заправил рубашку и повалился на кровать. Лег на спину, закинув руки за голову и уставился в потолок.

Телевизор, может, включить? Пусть лопочет. Да нет, лучше в тишине полежать. Подумать. Хотя, чего тут думать? Все ясно, как белый день. Я в окно, жена на панель, что будет с ребенком – вообще неясно… Ну, не пропадет! Жена прокормит. Пиздой. Еб твою мать! – Чиликин даже зубами заскрипел от сознания полного бессилия. – И это еще лучший вариант! – почти сразу же цинично усмехнулся он, желая уж испить чашу горечи и унижения до дна, залпом. До самого донышка! – Идеалистически-оптимистический. В смысле, что прокормит. Там сейчас тоже конкуренция такая, что о-го-го!…  С распростертыми объятиями никто никого не ждет. Своих желающих хватает. Молоденьких да свеженьких. Отбоя нет!

Черт! А ведь я уже начинаю перерождаться! –   похолодел вдруг Чиликин. – Разлагаться заживо. Как будто эта проклятая опухоль у меня не только тело, но и душу тоже разъедает. Метастазы там тоже появляются. В душе. Как я о собственной жене думаю?! Матери моего ребенка? Как о потенциальной шлюхе! Проститутке! Да еще оцениваю ее в этом качестве! На сколько баллов, мол, потянет? В смысле, баксов. Что умеет? Конкурентоспособна ли? Достаточно ли молода?

Да что это со мной творится?! Может, прямо сейчас в окошко выпрыгнуть? Пока еще не поздно. Пока я вообще неизвестно во что не превратился? В монстра!

Резко зазвонил телефон. Чиликин вздрогнул и уставился на него с каким-то болезненным недоумением. Телефоны что, еще работают? Мир не рухнул? Жизнь продолжается?

            – Да? – снял он трубку.

            – Привет! – это была жена. – Это я. Ну, чего там у тебя? Ты же должен был сегодня на обследование идти?

            – Да… –  замялся Чиликин. Вопрос застал его врасплох. Он еще не решил, как вести себя с женой. Говорить, не говорить? Просто не ожидал, что она так быстро позвонит. – Нормально, в общем, всё.

            – Чего это у тебя голос какой-то странный? – после паузы с подозрением поинтересовалась жена. – Что-нибудь случилось?

            – Да нет, – подчеркнуто-равнодушно ответил Чиликин. – Что у меня могло случиться?

            – Но я же слышу! –  продолжала настаивать жена. Обмануть ее было не так-то просто. – Что у тебя что-то случилось.

            – Ладно, перестань выдумывать! – с наигранным раздражением оборвал её Чиликин. – А где ты, кстати? – чуть помедлив, спросил он, просто, чтобы сменить тему.

            – Как где? –  искренно удивилась жена. – В детской поликлинике. Ты что, забыл?.. Да что с тобой сегодня?! – помолчав, снова с тревогой спросила она.

            – Да ничего, ничего! – уже в настоящем раздражении закричал Чиликин. – Ничего, –  повторил он уже спокойно. – Извини. Просто ты мне не вовремя позвонила. Я тут с работой зашиваюсь. Шеф тут звонил только что…

            – А что у тебя с работой? – супруга сразу же клюнула на эту нехитрую приманку, мгновенно забеспокоившись. Чиликинская работа – это было святое! Основа и фундамент благополучия всей семьи  как-никак. – Проблемы какие-нибудь?

            – Да нет, никаких проблем! – поспешил успокоить её Чиликин. – Просто обычная текучка. Ладно, давай, мне тут поработать еще надо. А то не успею. Всё, пока! Дома поговорим.

            – Хорошо, хорошо! Работай. Пока, –  сказала жена и повесила трубку.

Чиликин некоторое время послушал гудки отбоя и тоже аккуратно положил трубку на место. Телефон сразу же зазвонил снова. Чиликин от неожиданности чуть не подпрыгнул.

            – Да! (Кто это еще?!)

            – Андрей Павлович? –  голос звонившего был довольно приятным, хотя, впрочем, и незнакомым.

            – Да… – с недоумением подтвердил Чиликин.

            – Здравствуйте. Я насчет Вашего сегодняшнего диагноза. Нам надо срочно встретиться.

            – Простите, –  растерялся Чиликин. – А в чем, собственно, дело?

            – Андрей Павлович! Это не телефонный разговор. Я Вам при встрече всё объясню.   

            – Ну, хорошо… – всё еще с некоторым сомнением согласился Чиликин.

            – Прекрасно! – собеседник Чиликина явно был человеком в себе уверенным и вообще привыкшим распоряжаться и повелевать. Это чувствовалось. – Давайте прямо сейчас и встретимся, если не возражаете. Я тут как раз около больницы сейчас нахожусь. Скажите, куда подъехать, я подскочу.

            – А Вы на машине? – поинтересовался Чиликин.

            – Да, – коротко ответил собеседник.

            – Записывайте. Улица… дом… Стойте у 1-ого подъезда, я выйду. Значит, Вы там минут через 15 будете.

            – Хорошо. Через 15 минут у 1-ого  подъезда, – повторил мужчина. – БМВ, черная семерка, номер такой-то. Ровно через 15 минут. До встречи, – в трубке опять раздались короткие гудки.

Чиликин в задумчивости покрутил ее в руках.

Интере-есно… Кто это может быть? И чего ему от меня надо? Органы, может, хочет у меня купить? Почку какую-нибудь! Всё равно они мне теперь без надобности. Хотя какие «органы» могут быть у онкологического  больного?! У меня же заражено уже все наверняка. Раковые клетки, они же по всему организму с кровью разносятся. И через лимфу. Ну, короче, это не вариант.

Может, левые дела какие-нибудь?.. Разве что для каких-нибудь там третьих стран?.. Возьмут и выдадут за здоровую! Ну, не знаю… Что-то я про такое не слышал никогда… Хотя, чего я  вообще «слышал»? Я же в этой области ни ухом, ни рылом…  Лох лохом. Кто их знает, чего у них там делается! Может, это обычная практика. Обычный, блядь, бизнес.

И быстро-то как! Прямо сверхоперативность! Буквально через час. А может, впрочем, и раньше. Я же только что домой вошел. Да-а… Лихо! Что и говорить. Ай да доктор! У них там что, все, что ли, в доле, все повязаны? В этом их центре.

Черт! А может мне вообще левый диагноз поставили? – вдруг озарило его. – Может, это всё подстава?? Объявляют человеку, что у него рак, а сами почки всякие потом у него по дешевке скупают! Как это он, блядь, через час уж тут как тут? Как серый волк из сказки. На черном БМВ. Ангел смерти прям какой-то! Он что, специально у больницы ждал? Меня караулил? Что вообще за хуйня?! Что-то странно всё это!.. – от всех этих мыслей у Чиликина даже голова кругом пошла. Он почувствовал, что в душе у него зарождается безумная надежда. Пока еще робкая, слабенькая, но с каждой секундой всё усиливающаяся и усиливающаяся. Крепнущая и крепнущая. – Черт! Неужели подстава? Постанова обычная? В натуре? Так, может, я здоров? Может, хуйня весь этот рак? Разводка просто на бабки, на лавэ?.. Но какие сволочи!.. Здорового человека!.. – Чиликин почти уже убедил сам себя. Почти уже не сомневался. – Конечно, здоров! А что же еще? Ничего никогда не болело – тут на тебе! («У отца тоже никогда ничего не болело», –  угрюмо каркнул где-то на задворках сознания какой-то мрачный голос, но Чиликин с досадой от него отмахнулся. Отстань!) Да и вообще не могли они так сразу, сходу определить! Там же куча исследований всяких должна быть! Да. Так что!..

Ну, а может, это, наоборот, целитель какой-нибудь народный? – внезапно пришло ему в голову. – Какой-нибудь там, блядь, сенс-экстра. Маг-колдун.  «Традиционная медицина, мол, от Вас отказалась, но Вы, Андрей Павлович, не отчаивайтесь! Нет-нет! Ни в коем случае! Мы Вас спасем. Хотя, конечно, не скрою, случай Ваш очень тяжелый, что и говорить, но…» Ну, и тэ дэ, – Чиликин почувствовал себя так, словно на него вылили ушат холодной воды. – Черт! Да-а… Может, конечно, и так быть…. Очень даже может… Тоже вполне рабочий вариант. Врач у них прикормлен, на проценте… А чего? Правильно! Деловой подход. Если человеку только что приговор смертный вынесли, ясно, что он на всё готов. Особенно, если бабло у него есть. Но тут вы, господа хорошие, просчитались. Да!… Хуй вам что со мной обломится. Беден, как церковная мышь! Вошь в кармане, блоха на аркане. Так что зря вы тут передо мной понты свои колотите, бензин дорогой жгёте. Времечко на меня свое драгоценное только тратите. «Ровно через 15 минут!.. БМВ – черная семерка!..» Да пошел ты! Иди лучше, других лохов окучивай! А я что!.. С меня взятки гладки.

Чиликин обвел глазами комнату. Может, не ходить? Настроение только портить. Да нет… Договорились же… Да и вообще, послушать все равно надо. Это же я сам себе всё напридумывал, а может, он чего и другое скажет? Хотя, чего он «скажет»!.. Ясно, чего: «Вылечим!» Чего еще можно больному человеку сказать?

Про органы это я все-таки, наверное, загнул. Погорячился. Слишком уж это стрёмно.   Хотя… Насчет липового диагноза… Перепровериться еще где-нибудь, наверное, стоит. Не помешает. Да они и здесь ещё, сами сто раз перепроверять будут. Вдруг всё-таки?..

А-а!.. – безнадежно махнул рукой Чиликин. – Это я всё за соломинку цепляюсь. Все больные так начинают себя сразу же убеждать, что это, мол, ошибка. И мать с отцом так же точно себя вели. Не помнишь, что ль?..

Ладно, собираться пора. Нехорошо опаздывать. Особенно, если и делов-то тебе всех – просто вниз спуститься. Человек сам к тебе подъедет. Да еще и на такой тачке.

Чиликин медленно встал и начал, не торопясь,  переодеваться.

Ровно через 13 минут он уже стоял у своего подъезда. А еще ровнёхонько через 2 минуты к подъезду по маленькой дорожке уверенно подкатила роскошная черная БМВ с тем самым номером. Сверкающая на солнце, новенькая, с иголочки, семерка. Как с витрины.

Да, неплохо маги-целители живут! – завистливо подумал Чиликин, окидывая взглядом дорогой кожаный салон и одновременно обмениваясь приветствиями с сидевшим за рулем элегантным мужчиной лет сорока. – Очень даже, я бы сказал!.. Весьма и весьма!.. Ладно, будем считать, что не зря вышел. В машине хоть приличной посидел. Напоследок. На дорожку. На посошок.

            – Андрей Павлович! – начал тем временем разговор потенциальный маг. – К сожалению, я знаю Ваш диагноз. (Интересно, откуда? –  вяло усмехнулся про себя Чиликин.) Я, конечно, искренно Вам сочувствую, но что ж поделаешь – жизнь есть жизнь. (А смерть есть смерть, – всё с той же вялой иронией продолжил мысленно фразу Чиликин.) А смерть есть смерть, – вдруг, словно подслушав его мысли, тут же произнес маг. Чиликин вздрогнул и с изумлением уставился на своего собеседника. Что за чертовщина?! –

            И поэтому у меня к Вам не совсем обычное предложение. Как раз связанное со смертью, (Что еще? Неужели все-таки органы!? – быстро мелькнуло в голове у Чиликина.) – мужчина замолчал, внимательно глядя на Чиликина, и после довольно длинной паузы продолжил. –   

            Суть моего предложения в следующем. Я предлагаю Вам, –  он еще немного помедлил, –  покончить с собой перед телекамерой. Повеситься. Все детали Вашего самоубийства будут полностью и подробно засняты на пленку. От  момента приготовления, накидывания на шею петли, до агонии и последующей смерти. За это я заплачу Вам, –  мужчина сделал еще одну паузу и наконец, по-прежнему не отрывая взгляда от Чиликина, спокойно закончил, –  100 тысяч евро.

            – Что-о-о??!! – даже привстал слегка со своего кожаного кресла Чиликин. – Сколько-сколько?!

            – 100 тысяч евро, – так же спокойно повторил мужчина. Чиликин судорожно сглотнул. В ушах стучало. В голове не было ни одной мысли.

            – И когда я должен это сделать? – наконец, тоже стараясь говорить по возможности спокойно, поинтересовался он.

            – Через неделю, максимум через две. Ну, Вы сами понимаете… – мужчина выразительно взглянул на Чиликина.

            – Понимаю, – криво усмехнулся тот. – Клиент должен иметь товарный вид.

            – Приятно иметь дело с умным человеком! – усмехнулся в свою очередь и мужчина и вдруг совершенно неожиданно добавил. – А знаете, Андрей Павлович, Вы молодец!

Как ни странно, слышать этот комплимент в свой адрес Чиликину было приятно. Он и сам поразился, поймав себя на этой мысли. Странное все же создание человек. Парадоксальное!

«Правильно, Андрей Павлович! Соглашайся! Вешайся! Ты молодец!» –  «Спасибо!» –  счастливо расцветает застенчивой улыбкой в ответ польщенный донельзя Андрей Павлович.

Ну я и мудак! – удивленно подумал про себя Чиликин. – Дальше некуда.

            – Наверное, стоит уточнить технические детали, – доброжелательно улыбнулся Чиликину мужчина. – Про деньги, в частности.

            – Да, конечно! – спохватился Чиликин. – Разумеется.

            – Значит, в случае Вашего согласия половину суммы я Вам вручаю немедленно, –  у Чиликина даже дыхание захватило! – а вторую половину – Вашим родственникам после того, как все закончится. Жене, вероятно? – мужчина вопросительно посмотрел на Чиликина. Тот от растерянности промолчал. –

            В тот же день, – так и не дождавшись ответа, продолжил свои объяснения мужчина. – Ну, или, если Вы хотите, можно положить вторую половину в банковскую ячейку, в камеру хранения или еще куда-нибудь, –  пожал он плечами. – Ну, в общем, если хотите, можете как-то подстраховаться. Но я Вам, честно говоря, не советую, –  мужчина немного помолчал. – В случае расследования всё это могут раскопать, и тогда у Вашей семьи могут возникнуть ненужные проблемы. С властями, я имею в виду, – уточнил он, видя, как вздрогнул Чиликин. – Спрашивать начнут, интересоваться: а что это?.. а откуда?.. Ну, а что Ваша жена будет отвечать? Запутают ее в два счета. Запугают. Кончится всё тем, что вообще деньги отымут. Конфискуют. В пользу государства. До окончания следствия. Ну, Вы знаете, как это у нас бывает! – мужчина сочувственно улыбнулся Чиликину. –

            Короче говоря, Андрей Павлович, мой Вам совет. Чем проще – тем лучше! Поэтому я Вам рекомендую самый простой и надежный вариант.  Мне ведь от Вас все равно нужна будет предсмертная записка. Стандартная. Ну, как обычно пишут в таких случаях. «В моей смерти прошу никого не винить». Или что-нибудь в этом роде. Вы отдадите ее жене, а она потом обменяет ее у меня на вторую половину суммы. Уверяю Вас, это будет самое разумное. Так будет лучше для всех нас. Если, конечно, Вы согласны, – мужчина снова замолчал, вопросительно глядя на Чиликина.

            – Я согласен, – пропищал тот. Потом откашлялся и повторил уже нормальным голосом. – Да, я согласен.

            – Хорошо, – мужчина протянул руку, не глядя достал из бардачка пять банковских упаковок по 10 тысяч евро и небрежно протянул их Чиликину. – Ровно 50 тысяч. Можете не пересчитывать.

Чиликин молча принял их дрожащими руками.

            – Вот, возьмите, – мужчина протянул Чиликину еще и какой-то пакет, видя, что тому просто некуда положить деньги. Не по карманам же их рассовывать. Чиликин всё так же молча засунул деньги в пакет. – Ладно, Андрей Павлович, мне пора, – мужчина взглянул на свои, совершенно немыслимой красоты часы и слегка поморщился – Я уже опаздываю. В общем, давайте так договоримся. Через неделю я Вам позвоню, и мы уточним детали. Будьте на всякий случай к этому моменту уже готовы. Дела в порядок приведите (Чиликин вздрогнул, вспомнив, что именно эту фразу, буквально слово в слово он говорил Диме в больнице полтора часа назад: «дела надо в порядок привести»), ну, и вообще. Чисто психологически…

            – Простите! – решился все-таки Чиликин. – Только поймите меня правильно… –  он замялся. – А если я вдруг передумаю? – выпалил наконец Чиликин, собравшись с духом. – Нет, я совсем не собираюсь передумывать! – поспешил пояснить он, хотя собеседник его на это его неожиданное заявление абсолютно никоим образом не отреагировал и смотрел на него все так же спокойно и доброжелательно. – Но, видите ли… Я должен все-таки с женой посоветоваться… Вдруг она против будет… (Господи! Что за чушь я несу?! Причем здесь жена?) Ну, или диагноз если не подтвердится… Ну, вдруг! Бывает же!.. – тихо добавил он, чтобы хоть что-то сказать и опустил глаза. Ему было невыразимо стыдно своей слабости.

«Бывает»!.. Бывает! Всё бывает. И такое бывает, что ничего вообще не бывает. «Вдруг»!..  Ээ-ээх!.. Стыдобища-то!.. прямо, как баба!

            – Знаете, Андрей Павлович, давайте так договоримся, – как ни в чем не бывало, сделав вид, что ничего не замечает, мягко улыбнулся Чиликину мужчина. – Неделя – срок более чем достаточный. Чтобы и с женой посоветоваться, и новое обследование пройти. Так что к следующему моему звонку Вы уж, пожалуйста, решите всё для себя окончательно. Хорошо? Если передумаете – просто вернете деньги, вот и всё.  Только дальше уж желательно не затягивать. Ну и не менять, естественно, потом своего решения. Вы и меня поймите, –  он печально покачал головой. – Мне же тоже и подготовиться надо: помещение снять, людей, технику… Это же всё затраты. А Вы вдруг потом возьмете и передумаете! Ну?..

            – Да нет, – с тяжелым вздохом пробормотал Чиликин. – Не передумаю я. (Разве что чудо? – тоскливо подумал он. – А-а-а!..) Я не передумаю! – уже решительно повторил он и твердо взглянул в лицо своему собеседнику. Улыбка того, как показалось Чиликину, стала чуть шире. – Можете не сомневаться. Всё, будет именно так, как мы договорились.

            – Замечательно! – мужчина протянул Чиликину руку, прощаясь. – Тогда до вторника. Я Вам позвоню.

            – До вторника, – Чиликин пожал протянутую руку и вылез из машины.

 

 

 

                                                                  3.

 

 

         Первое, что сделал Чиликин, вернувшись домой, это прошел не раздеваясь на кухню и включил чайник. Потом проследовал с пакетом к себе в комнату и высыпал на кровать деньги. Пять аккуратных пачек в банковских упаковках. Чиликин их даже с наслаждением понюхал, жадно и глубоко вдыхая ни с чем не сравнимый, волнующий запах свеженапечатанных денег. Запах свободы, счастья и благополучия. Запах жизни!

         Смерти! –  пришло вдруг ему в голову, и он тут же, передернувшись от отвращения, брезгливо отбросил пачки подальше от себя. Ему даже руки пойти помыть захотелось, тщательно, с мылом, настолько явственно почудился ему поползший вдруг по комнате отчетливый, тошнотворный, сладковатый, тлетворный запах. Еле-еле слышный, легкий, но все же ощутимый. Запах склепа. Могилы. Гроба.

         Черт! Во нервы-то как разыгрались! – с трудом перевел дыхание Чиликин, постепенно успокаиваясь. – Прямо кисейная барышня какая-то! Скоро истерики и обмороки начнутся.

         Смотреть на разбросанные по кровати деньги было, тем не менее, неприятно. Как будто это и не деньги были вовсе, а… Чиликин даже не мог понять, что именно они ему напоминали, какие ассоциации вызывали, но что-то, несомненно, зловещее и пугающее, в них было. Привет с того света! Дружески протянутая рука дьявола.  Его хищно растопыренная пятерня. Приглашение в ад. Пропуск. Входной билет. С последующим уведомлением о благополучном прибытии. Следующие пять пачек – клиент прибыл.

         А ведь я их никогда не увижу, те пять пачек! – сообразил неожиданно Чиликин, и эта простая и очевидная мысль почему-то вдруг потрясла его. – Десять пачек будут означать, что я уже а аду.

         А может, в раю? – невесело усмехнулся он. – Да, жди!.. Как же!.. В раю. Размечтался! Самоубийцам рай не светит. Они прямёхонько в ад отправляются. Прямиком в какой-то там круг. Надо будет у Данте потом посмотреть, в какой именно. К чему хоть готовиться?!

         Да, вообще шутки шутками, а… Неделя, значит… Поня-ятно… Чтой-то я не радуюсь? А? Так удачно всё с бабками решилось. Прямо как в сказке! А мне чего-то грустно… Хучь плачь.

         Насчет бабок, кстати, –  покусал нижнюю губу Чиликин,  заваривая чай. – Как-то всё это… На удивление легко и просто… Ни тебе никаких расписок, ни хуя… вообще ничего! Вынул просто из бардачка 50 косарей и дал. «Вот Вам, Андрей Павлович, пакет ещё –  а то, я вижу, Вам положить некуда!» Чуде-са-а!..

        А если я… А чего я? Куда я денусь? Тем более со своей болезнью? Да и зачем?.. Так-то оно так, но все-таки… Разные же люди бывают. Бывают такие идиоты отмороженные!.. Скажет: «Не брал я ничего!» – и чего ты с ним будешь делать? Тем более, что он уже одной ногой в могиле стоит, хуй ли ему! По хую всё!!

        Дать первому встречному, через две минуты разговора, 50 тыщ евро!.. Причем без всяких документов!.. Непонятно!.. Не-по-нятно!.. Ничего непонятно!  Понятно только, что ничего непонятно. Ладно, впрочем, какая мне в конце концов разница? Мне-то что? Их проблемы. Может, для них 50 косарей – вообще не деньги? Так… семечки… По хую мне всё это! Сами пусть разбираются.

         Мне вот что интересно – черт! чай горячий, обжегся! – чего это он мне так много денег-то дал?  Причем сразу, сам предложил, не торгуясь! Я бы и за полтинник согласился… Легко! Да за какой там «полтинник»! И за двадцатку бы с радостью, и за десятку. Черту бы душу продал. Заложил. Да и!.. – мысленно махнул рукой Чиликин. – Можно было и еще дешевле меня купить, если постараться. С потрохами. Цена мне – грош. Денег ни копья, семью с хуем оставляю. С голой жопой. Кормилец, блядь, поилец. «Я!..», «Я!..», «Глава семьи!..», «Моя работа!..». «Я», блядь!.. «Глава»!.. Головка. От хуя! Тьфу!! – Чиликин опять в сердцах хлебнул горячего чая и зашипел от боли. – Ну всё, пиздец! Всё нёбо сжёг, – он покатал языком во рту свисавшие сверху клочья нежной кожицы. – Ч-черт! Да, так насчет денег,.. – Чиликин рассеянно пощекотал большим пальцем подбородок. – Чего меня беспокоит-то? Что много дали? Ну, а мне-то что? Много не мало. Действительно ведь дали. Не просто пообещали, не развод какой-то голимый, а правда всё! Правда дали. Вон они в комнате лежат! На кровати валяются. Можно пойти полюбоваться, –  при воспоминании о деньгах Чиликина опять передернуло. – Так что, чего я беспокоюсь?  Всё путем. Лучше не бывает! Хуже, впрочем, тоже. А если и бывает, то редко… Ладно, ладно! Хватит кукситься. А заодно хмуриться и злобиться. Как в песне поется. Меня, вон, сам ангел смерти похвалил. На черной БМВ. «Молодцом» назвал. Надо держать марку.

         Чиликин допил чай, вымыл чашку и пошел в комнату. Убрал в пакет деньги, лег на кровать, включил телевизор и стал ждать жену. Ему не было скучно. Наоборот! Время текло теперь неправдоподобно быстро. Летело! Стрелой! Безжалостный хронометр внутри него неумолимо отсчитывал минуту за минутой, и он постоянно к нему прислушивался. Вот и еще одна прошла… И еще… Черт!!

 

 

 

4.

 

 

         Через час 42 минуты 23 секунды вернулась из поликлиники жена. Чиликин услышал, как хлопнула входная дверь, и выглянул в коридор.

        Да, точно. Господи, что сейчас начнется! – Чиликин поморщился. – Может, не говорить? – малодушно подумал он, понимая в то же время прекрасно, что это в данной ситуации совершенно нереально.

        Можно, конечно, подождать результатов повторного обследования, но что это даст? Чушь ведь всё это! Лажа. Вероятность ошибки ничтожна. Да вообще ноль! Какая там «ошибка»! И кровь, и на мониторе они что-то там увидели. Углядели. Ладно, короче. Чего себя иллюзиями зря тешить. Позориться только. Лицо терять. Не маленький, чай. Не ребенок. Не страус, чтобы голову в песок прятать. Надо смотреть правде в глаза. Как и подобает!.. Н-да… Подобает, подобает!.. –  Чиликин с тоской посмотрел на потолок. Говорить все равно не хотелось. – А то, что я ей потом скажу? – принялся дальше убеждать себя он. – После повторного обследования? Через неделю, когда всё наверняка подтвердится?

      «Дорогая! Вот деньги, я завтра повешусь! Не поминай лихом!»? Так, что ли? Надо же всё по-людски всё-таки делать. По-человечески. Заранее хоть сказать. Обсудить. Пообщаться. Да и про деньги, про вторую половину всё объяснить.

       Или уж не говорить?!.. А? – лихорадочно заметался в мыслях Чиликин, чутко прислушиваясь в то же время ко всем, раздающимся из коридора, звукам и шорохам. Сейчас войдет! –  Чего тут «объяснять»?! Оставлю лучше письмо подробное, где всё ей распишу. По пунктам! Что и как. Набор инструкций, блядь. «Мою посмертную записку отдавай ТОЛЬКО в обмен на…» Ну, и так далее, в том же духе…

            Обидится, конечно,.. – тяжело вздохнул про себя Чиликин. – Ну, а мне-то что? – тут же успокоил он сам себя. – Мне это к этому моменту уже всё равно всё будет. До фени. До лампочки! Я к этому моменту уже далеко-о буду!.. На том свете. Какой с меня спрос? – Чиликин всё никак не мог решиться. В волнении он вскочил с постели и принялся быстро расхаживать по комнате. – Да и меня же надо понять! – начал оправдываться он. – Очень мне приятно последнюю неделю жизни на положении тяжелобольного проводить! Смертника какого-то. Лучше уж оттянуться как следует напоследок! По полной программе. Махнуть, может, куда-нибудь на пару дней!  По кабакам побродить. Бабки есть…

        Да, «есть»! А вдруг?.. – Чиликин на мгновенье остановился. – Да-а!.. – махнул он рукой. – Вдруг, вдруг!.. Если «вдруг», тогда и думать будем. Разберемся! Только не будет ведь никакого «вдруг»! Ясно всё, как белый  день. «Вдруг» только пиздецы случаются. Вот они-то – пожалуйста! Сплошь и рядом. Глазом моргнуть не успеешь, как он уж, проклятый, тут как тут. Вдруг! А хорошие дела…

       Не скажу, короче! – окончательно решил он и сразу же почувствовал невыразимое облегчение. Даже повеселел. Разговоры, блядь, все эти!.. Слезы… Уходить надо достойно. Без соплей.

            – Ты дома? – удивилась жена, входя в комнату. – Ты же на работу, вроде, собирался?

            – Завтра пойду, –  беспечно ответил Чиликин, привлекая ее к себе. – Иди лучше ко мне…

 

__________________________________________________________________________

 

       На следующий день, часов в 11, когда Чиликин еще лежал в постели и задумчиво курил, пуская дым в потолок, входная дверь хлопнула, и через секунду буквально в комнату ворвалась зареванная жена.

            – Почему ты мне вчера ничего не сказал!? – с порога закричала она.

       Чиликин от неожиданности даже сигарету изо рта в кровать выронил и сразу же с проклятиями начал ее искать.

            – Что не сказал? – наконец смог произнести он, снова закурив и обреченно про себя вздохнув. Он уже знал «что».

            – Про свой вчерашний диагноз, –  опять заплакала жена. – Что у тебя вчера обнаружили?

            – Почему, почему!.. – смущенно забормотал Чиликин. Как тут объяснишь? Почему?.. Потому. Кончается на «у». – Не точно же еще! – наконец нашелся он. – Решил подтверждения подождать. Когда повторные анализы сдам. Чего тебя раньше времени беспокоить? Я же знаю, ты волноваться будешь, переживать… – попытался он слегка подольститься к жене. – А может, не подтвердится еще ничего… (Да, как же! – тоскливо  усмехнулся он про себя.)

            – А про деньги почему ничего не сказал? Про самоубийство это? – опять спросила жена.

            – Что-о-о??!! – Чиликин от изумления привстал и снова выронил сигарету. – Что? – повторил он через мгновенье, когда стряхнул ее на пол и затушил в пепельнице. – Откуда ты знаешь?

            – Так, значит, это правда? – в голос зарыдала жена.

            – Да подожди ты! – в нетерпении прикрикнул на нее Чиликин. – Говори толком. Откуда ты можешь это знать? И про диагноз, кстати, тоже? Тебе что, из больницы, что ли, звонили? (Откуда у них может быть мой телефон? –  тут же сообразил он.)

            – Нет, не из больницы, –  всхлипнула жена, осторожно промакивая глаза платком.

            – Так откуда ты знаешь? – Чиликин сел на кровать. – Кто тебе сказал?

            – Ну, этот… –  жена судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться, –  мужчина… который вчера с тобой встречался… И деньги тебе дал… Я у Веры сидела…

       Чиликин в полном ошеломлении смотрел на жену, не веря собственным ушам.

            – Он что, позвонил твоей подруге? – недоверчиво переспросил он. – А откуда?..

       Чиликин хотел спросить: «А откуда он телефон узнал?», но понял, что спрашивать бесполезно. Она-то чего знает? Откуда,.. откуда?.. От верблюда! Судя по всему, организация, с которой он вчера столкнулся, была гораздо более серьезная, чем он поначалу подумал. Да он, собственно, и не думал еще вообще на эту тему. Некогда было. Да и не до того. А если бы подумал хоть немного, –  и сам бы мог догадаться. Когда речь о таких бабках идет!.. В общем, суду всё ясно. Откуда у него телефон.

       Неясно только, какого хуя он ей позвонил? Что это вообще за блядство!! Хотя бы предупредил. Как это: взять,.. ничего не сказав,.. позвонить?.. просто поставить меня перед фактом… Вообще пиздец!! Вот возьму, и не повешусь ни хуя! Нет, ну, наглость просто неописуемая! Да и зачем??!! Зачем???!!! Мы же договорились обо всём?! Жену-то зачем трогать?

            – Что он тебе сказал? – набросился Чиликин на всё еще всхлипывающую жену. – Повтори мне всё как можно точнее, слово в слово.

            – Ну, он спросил сначала, знаю ли я, какой тебе диагноз вчера поставили? – залепетала испуганная жена, глядя на Чиликина широко открытыми глазами. – Я сказала, что нет. Ты же мне ничего не сказал.

            – Так,.. – подбодрил ее Чиликин. – Дальше.

            – Ну, он сказал тогда, – жена опять заплакала, –  что рак печени-и-и!..

            – Да не реви ты! – с досадой сказал Чиликин. – Говори, чего дальше было.

            – Дальше он сказал про то, что он тебе предложил заработать денег, и ты согласился.

            – Как именно, он сказал? А, ну да… – Чиликин вспомнил начало их разговора. – Подожди, подожди! – вдруг сообразил он. – Он тебе это что, всё прямо по телефону говорил?

            – Нет, –  опять всхлипнула жена, –  в машине этой черной…

            – (Блядь! –  выругался про себя Чиликин.) Так вы встречались, значит? – еле сдерживаясь и стараясь изо всех сил говорить спокойно, терпеливо переспросил он.

            – Ну да, –  как нечто, само собой разумеющееся, подтвердила жена. – Он прямо к веркиному дому на машине своей подъехал. Верка там, наверное, обалдела! – вдруг с чисто женской непоследовательностью, ехидно добавила она.

      Чиликин стиснул зубы и на секунду закрыл глаза, пытаясь  взять себя в руки.

            – Юль! – преувеличенно-спокойно начал он. – Ты мне можешь подробно всё рассказать? Как всё было? От начала до конца? Можешь?! Неужели это так трудно??!!! – сорвавшись, закричал он, не в силах больше сдерживаться.

      (Нет, ну правду говорят: все бабы дуры, –  с ожесточением подумал он. – Дуры! дуры!! дуры!!! Тупорылые, безмозглые курицы! У нее муж через неделю вешается, а она ему про свою подругу-Верку впаривает! Такую же дурищу набитую, как и она сама. Да по хую мне, обалдела она там от чего-то сил нет!! По хую!!!)

            – Но я же тебе уже всё рассказала! – обиделась наконец и жена, окончательно перестав плакать.

            – А теперь расскажи мне всё снова и с самого начала, – настойчиво повторил Чиликин. – Ты сидела у Верки, он туда позвонил… И что?

            – Ну, и подозвал меня…

            – Как? Просто по имени? Просто «Юлю»? Или, может, по имени-отчеству? По фамилии? – сразу же настырно перебил Чиликин.

            – Да я откуда знаю?! – в голосе жены послышались легкие нотки раздражения. Она явно не понимала, чего он от нее хочет, и к чему вообще весь этот допрос? Ну, подозвали и подозвали! По имени,.. не по имени!.. Да какая разница! Вот пристал, как банный лист! – Верка сказала: «тебя» – ну, я и подошла. Взяла трубку.

            – Ну, хорошо! – не отставал Чиликин. – Ты взяла трубку. И что он тебе сказал?

            – Ну, что? – совсем уже раздраженно пожала плечами жена. – «Здравствуйте, Юлия Владимировна! (Ага! Значит все-таки по имени-отчеству, – с удовлетворением отметил для себя Чиликин, решив больше по возможности не перебивать и не переспрашивать. А то поссоримся еще напоследок, чего доброго!) Я по поводу диагноза Вашего мужа. Его вчерашнего обследования. Нам с Вами надо срочно встретиться, – жена остановилась, припоминая. Чиликин ждал. – Я тут рядом, выходите через 5 минут, я у подъезда буду стоять». И номер машины продиктовал..

            – Так ты ему что, даже адрес не диктовала? – удивленно уточнил Чиликин. – Он сам знал, куда подъехать?

            – Ну да, –  наморщила лоб жена. – Кажется, не диктовала. Да я и сама его не знаю!   

           – (Так-так-так! – подумал Чиликин. Он и сам не знал, почему он всё это так дотошно выспрашивает, но чувствовал, что это важно. – Так это, значит, он и мой адрес вчера наверняка знал. А меня просто так спросил. Чтобы не пугать сразу. Не спугнуть! Поня-ятненько…) Ну, хорошо. И дальше чего было? Ты села в машину, и что он тебе сказал?

            – Ну, вот и сказал… –  на глазах у жены появились слезы. – И про диагноз твой… И про договоренность вашу… –  она опять заплакала. – Как ты мог на такое согласиться? – сквозь слезы еле выговорила она. – Это же какой грех! Самоубийство!

            – Ладно, грех… – смущенно пробормотал Чиликин. (Сам знаю! А хуй ли делать?! «Грех»!.. А семью оставлять без денег – не грех?!) – Юль! – чуть помолчав, осторожно сказал он. – Ты же знаешь нашу ситуацию. Денег нет. Как ты жить будешь? Да еще с ребенком!?  Святым духом, что ли, питаться? Я хочу, чтобы мой ребенок вырос нормальным, здоровым… Чтобы жил не хуже других. Чтобы у тебя было всё хорошо. Так что… куда деваться?  Грех, не грех… Выбирать не приходится!.. (А лучше было бы, если бы ты на панель пошла? – хотел добавить он, но удержался. – «Грех»!..)

            Жена, не отвечая, заплакала еще сильнее. Чиликин дрожащими руками закурил кое-как сигарету и уставился в одну точку. Мыслей в голове не было. На душе было бесконечно-тоскливо и грустно.

            Вот один день и прошел… –  внезапно с ясностью осознал он. – Всего шесть осталось… «Легче гусиного пуха улетает жизнь…» «А счетчик щелк да щелк, да всё одно – в конце пути придется рассчитаться!» Придется!.. Рассчитаемся, раз придется… Придется, так придется.

            – А он тебе не сказал, кстати, зачем он вообще тебе всё это рассказал? Не объяснил? – все же спросил на всякий случай Чиликин, хотя и не надеялся услышать в ответ ничего нового.

            Жена некоторое время молчала, всхлипывая, потом, шмыгая носом, прерывающимся голосом с трудом ответила: «Сказал, что, когда речь идет о таких деньгах, никаких неожиданностей быть не может. И он должен быть уверен, что все заинтересованные лица в курсе, –  голос жены прервался. – Так он сказал», –  после паузы добавила она.

(Вот сволочь! – злобно выругался про себя Чиликин. – Тварь бессердечная!! А хотя, чего я его ругаю? – тут же спохватился он. – Для него ведь это просто дело. Он бабками своими рискует. Да и вообще он со мной совершенно по-джентльменски себя ведет. Грех жаловаться. Никаких расписок. Деньги вперед. Всё! Чего  я от него еще хочу-то?  Сочувствия? Пожалуйста! Но за дополнительную плату. Вешайтесь не за сотку, а за тридцатку – так вообще рыдать над  вашим телом буду! Навзрыд! Могу до, могу после – как договоримся. Да-с.

            Бизнес есть бизнес. Это всего лишь деньги. Ничего личного. Как, впрочем, и лишнего. Всё лишнее – только за дополнительную плату! Да-с.

            Юля тоже хороша! Целый час ее раскалывал, пока хоть что-то путное наконец узнал. Хотя, чего с нее взять! Женщина…. Одни бигуди в голове.

            Впрочем, да и сам-то я!.. Тоже тот еще молодец! Среди овец. Накинулся на нее, как коршун. Целое расследование затеял. Что да как?! «Слово в слово!» А чего в итоге выяснил? Такого уж важного? Что Волга впадает в Каспийское море? Что им не  нужны неожиданности, и они хотят подстраховаться и быть уверенными, что жена в курсе и не возражает? В суд на них потом не подаст и заяву ментам не кинет? Так это и так ясно было. С самого начала. Мог бы и сам все это сообразить, своим жалким умишком дойти. Пинкертон хренов! Шерлок, блядь, Холмс.)

            – Так он тебе что, действительно 50 тысяч евро дал? – услышал вдруг Чиликин вопрос своей жены и, глубоко задумавшись, уйдя с головой в свои невеселые мысли, не понял даже сразу, о чем, собственно, идет речь.

            – Что? – переспросил он.

            – Я говорю: он тебе правда 50 тысяч евро уже дал? – повторила свой вопрос жена.  

            – Да, – нехотя признал Чиликин. Он достал пакет и высыпал деньги на кровать. – Вот они.

     Жена зачарованно уставилась на валявшиеся на кровати пачки. Такого количества денег она никогда в жизни не видела. Потом робко взяла одну пачку и нерешительно повертела ее в руках.

            – Здесь действительно 50 тысяч? – тихо спросила она.

            – Да, – подтвердил Чиликин. – В каждой пачке ровно по 10 тысяч. Видишь, сотенные купюры, по 100 евро. В пачке 100 штук. Сто по сто – десять тысяч.

            – Да-а… –  так же тихо протянула жена, рассматривая пачку. – Каждая такая бумажка – целых 100 евро! А их тут целая пачка. Раз! – 100 евро! еще – раз! – еще 100 евро! С ума можно сойти!

            – Можно, можно!.. – пробормотал Чиликин, убирая деньги.

     Жена проводила их долгим взглядом. Потом посмотрела на мужа.

            – Так ты действительно хочешь это сделать? – совсем уже еле слышно прошептала она. Глаза у нее опять предательски заблестели. – А как же я?

            – Юль, ну, давай не будем! – Чиликину и так было невыразимо тоскливо. – Ну, чего воду в ступе толочь? Ты взрослый человек, всё прекрасно понимаешь. Если у меня рак, мне жить от силы полгода. Ты же знаешь, у меня родители от рака умерли, я все это сам видел. Собственными глазами. Как это бывает. Да плюс еще щас лекарства, уход понадобятся… А где у нас деньги? А так хоть семье что-то оставлю! Ребенку,.. – Чиликин почувствовал, как к горлу  подкатывает ком. – Ладно, давай не будем больше об этом! – с трудом справившись с собой, негромко попросил он. – Хорошо?

            – Но это же грех страшный! – жена смотрела на него с ужасом, широко раскрытыми глазами. – Я не смогу жить, зная, что ты из-за меня…

            – Перестань! – страдая, перебил ее Чиликин. – И не вини себя ни в чем. Считай, что я из-за ребенка делаю. И давай закончим, а? Мне и без того тяжело… Честное слово!..

 

 

 

5.

 

            Последующие шесть дней пролетели для Чиликина как один миг. День,.. второй,.. третий… Кажется, только вчера был вторник, и вот он уже опять! Уж с самого утра Чиликин чувствовал себя не в своей тарелке. Жена куда-то умчалась, по каким-то своим делам (Чиликин, честно говоря, слегка слукавил, сказав ей, что  позвонить ему должны только завтра, в среду), и он сидел один на кухне, беспрерывно курил, бездумно смотрел в окно  и ждал звонка. Вот сейчас!.. Вот сейчас!..

            В глубине души он все-таки никак не мог до конца поверить в реальность происходящего. Ну, как это так – он не сегодня-завтра должен умереть? Что это значит?

            Меня не будет, что ли, больше вообще? Как это? Никогда?.. Мир, солнце, земля, вода, деревья, небо, ветер, птицы, люди вокруг – всё это останется, а меня не будет? Вообще!? Никогда-никогда?.. Не может этого быть!!

            Чиликин представил себе, как он вешается. Встает на стул,.. одевает на шею веревку,.. чуть-чуть ее затягивает… Потом резкое, короткое движение ногами – и!.. Бр-р!..

            Чиликин вспомнил, как он читал где-то, что какой-то врач ставил на себе эксперименты. Вешался, а ассистент в последний момент вынимал его из петли. Врача интересовало, что испытывает повесившийся. И как, в частности, люди умудряются повеситься порой даже лежа, на спинке кровати? Казалось бы, инстинкт самосохранения должен включиться в последний момент и заставить человека вылезти из петли, когда он начнет задыхаться. Тем более, что это в данном случае вроде бы так просто?! Однако не тут-то было! По словам врача, как только петля затягивается, человек уже не в силах даже пошевелиться. То ли аорта там какая-то на шее сразу пережимается, то ли еще что, но факт остается фактом. Человеком мгновенно овладевает чудовищная слабость, тело становится как ватное, а всё существо его захлестывает волна совершенно непереносимого, смертельного ужаса.

            Чиликин словно наяву увидел, как равнодушные санитары вынимают его мертвого, посиневшего из петли, небрежно кладут на носилки и везут в морг. Там догола раздевают, прикрепляют к ноге бирку и швыряют на цинковый стол. А рядом стоят такие же точно столы и на них тоже лежат такие же точно голые тела. Мужские и женские. Безобразные пожелтевшие трупы каких-то отвратительных голых сморщенных старух, бомжей, алкоголиков и пр. и пр.

            Как его потом катят на колесиках на вскрытие, распиливают грудную клетку, череп, копаются во внутренностях… Затем опять зашивают…

            А он всё это время безучастно и равнодушно лежит, и всё это и чувствует, и не чувствует. Пошевелиться он не может, боли тоже нет, тело словно уже и не его, но какие-то ощущения в нем все-таки еще остались. Он нечто вроде одушевленного камня или куска сырого мяса. Безучастного к тому, что с ним делают, но все-таки всё это каким-то образом ощущающего.

            Затем его снова одевают, кладут в гроб и везут на кладбище. Закрывают гроб крышкой, забивают гвоздями и опускают в сырую и холодную могилу. Закидывают сверху землей и уходят. Навсегда.

            А он остается лежать под землей, в этом узком, тесном, душном гробу, где нет воздуха, невозможно вздохнуть, невозможно ни пошевелиться, ни перевернуться. Придавленный сверху тяжелым, плотным и толстым слоем земли… Глубоко под землей… В гробу…

           Громко зазвонил телефон. Чиликин вздрогнул и, не успев даже ничего понять, быстро схватил трубку.

            – Да!

            – Андрей Павлович? – услышал он знакомый неторопливый голос.

            – Да, это я.

            – Здравствуйте. Нам надо срочно встретиться. (Чиликин почувствовал, что внутри у него всё оборвалось.)

            – Здравствуйте. Когда? – дрогнувшим голосом спросил он.

            – Лучше прямо сейчас. Скажем, через 10 минут на прежнем месте. Вас устроит?

            – Да, вполне, – Чиликин запнулся. – А… потом мы?..

            – Я Вас не задержу, Андрей Павлович. Буквально на полчаса.

            – Хорошо, – с неописуемым облегчением выдохнул Чиликин. Фу-у-у!.. У него словно камень с души свалился. Значит, не сегодня. Уу-уу-ух!.. Ну, естественно! Мы же договорились: неделя-две. Значит, неделю-то еще уж точно можно будет выторговать. А там посмотрим. Чего сейчас загадывать? Чего об этом вообще думать!? Неделя – это целая вечность.

            – И деньги с собой, пожалуйста, захватите, –  вдруг услышал он. – Ну, что я Вам в прошлый раз давал.

            – Простите?.. – начал было Чиликин.

            – Андрей Павлович! Я Вам все при встрече объясню! – сразу же оборвал его собеседник. – Выходите, на месте все обсудим, –  в трубке раздались короткие гудки.

            Все хорошее настроение Чиликина мгновенно бесследно улетучилось. Господи! Что еще случилось?! Он передумал?.. Почему?..

            Чиликин быстро оделся, схватил пакет с деньгами и выбежал из подъезда. Ровно в назначенное время, минута в минуту, к подъезду подъехала знакомая БМВ. Чиликин лишний раз  на нее невольно полюбовался, прежде чем залезть внутрь. Краса-авица!..

            Сколько, интересно, людей ради нее повесились? Ради того, чтобы сидящий рядом с непроницаемым видом мужчина смог ее купить? 10?.. 20?.. 100?.. Чиликин поежился. Мужчина, казалось, почувствовал его настроение и еле заметно усмехнулся. Затем внимательно посмотрел Чиликину прямо в глаза и после паузы сказал:

            – Поздравляю Вас, Андрей Павлович! Вы здоровы. Ваш диагноз оказался ошибочным.

            – Что? – даже не понял сначала Чиликин. Об этом варианте он вообще даже как-то не думал. – Что Вы сказали!!?? – чуть не закричал он буквально через секунду. – Откуда Вы знаете?!

            – Ну, Вы же сдавали повторные анализы, – невозмутимо пояснил мужчина, с любопытством глядя на Чиликина. – Сегодня утром результаты их стали известны.

            – А?.. А, ну да. Понятно… А почему же первый раз?.. – чуть помолчав, спросил Чиликин.

            Он еще никак не мог осмыслить до конца услышанное. Как это «здоров»? Всё кончилось? Весь этот кошмар. Так просто?

            – У Вас есть одна очень редкая особенность организма. Это ввело врачей в заблуждение, – спокойно объяснил мужчина, всё так же проницательно глядя на Чиликина. Казалось, он видел его насквозь. Чиликин молчал, не зная, что сказать. – Андрей Павлович! – после паузы всё так же спокойно продолжил собеседник. – Как Вы сами понимаете, наша договоренность теперь автоматически теряет силу. Впрочем, если Вы хотите… – вдруг неожиданно пошутил он и усмехнулся.

            – Нет-нет! – охотно подхватил его шутливый тон Чиликин и тоже широко улыбнулся. – Боже упаси! Вот Ваши деньги! Всё, как договаривались.

            – Прекрасно! – мужчина взял у Чиликина пакет с деньгами и небрежно сунул его в бардачок, даже не разворачивая. – Теперь еще одно, Андрей Павлович! – Чиликин смотрел на своего собеседника, всё так же радостно осклабившись. – Прочтите, пожалуйста, вот это, – мужчина протянул Чиликину какой-то сложенный вчетверо листок.

            – Что это? – автоматически спросил Чиликин, разворачивая листок и быстро пробегая его глазами. – Что это? – повторил он дрожащим голосом через мгновенье, подняв глаза. Улыбка так и застыла на его лице, как приклеенная.

            – Читайте сами! –  пожал плечами его собеседник.

       Чиликин еще раз прочел. Сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее,.. останавливаясь,.. словно спотыкаясь,.. на каждом… слове…

 

Расписка

 

         Я, Чиликина Юлия Владимировна, разрешаю использовать труп моего мужа, Чиликина Андрея Павловича, в качестве объекта для сексуальных действий (некрофилия), а также разрешаю видеосъемки этих действий, за 20 (двадцать) тысяч евро.

 

Число.                                                                                          Подпись.

 

Десять тысяч евро получены.

Число.                                                                                          Подпись.

 

            – Что это значит? – наконец с трудом выдавил из себя он, медленно снова подняв глаза на сидевшего рядом с ним человека.

            – Ну, Вы же сами видите!.. – опять чуть заметно  пожал  плечами тот. – Расписка Вашей жены.

            – Что такое «некрофилия»? – тяжело спросил Чиликин, хотя прекрасно это знал.

            – Совокупление с трупом, – невозмутимо пояснил ему его собеседник. – Но Вы же и сами Андрей Павлович, это знаете. Зачем спрашиваете?

            – Она что, мой труп продала, что ли? Чтобы его трахали потом перед камерой? Когда я повешусь? –  в голове Чииликина всё это просто не укладывалось.

       Это же вообще дикость какая-то! «Некрофилия»!.. Да Юлька и слов-то таких не знает! Она и не слышала о таком никогда, наверное!..  Да к тому же, она верующая в конце концов! Если самоубийство грех, то это-то что? Это не грех даже, а!.. Слов таких нет в человеческом языке!! Это за гранью уже не то что морали, а… Надругательство над трупом мужа… Бред! Бредни!! Бред, бред, бред! Чушь!!!

            – Вас, наверное, удивляет, Андрей Павлович, зачем я Вам это показываю? – вежливо поинтересовался мужчина.

            – Да!! – Чиликин соображал с трудом. В голове у него царил полный кавардак. Беспорядочно мелькали лишь отдельные обрывки каких-то бессвязных мыслей. Рак,.. смерть,.. деньги,.. ребенок,.. некрофилия,.. деньги… Деньги,.. деньги,.. деньги… Слишком много событий  сразу на него обрушилось. Новостей. Выздоровление чудесное,.. потом вдруг эта расписка… – Удивляет! А действительно, зачем? – он напряженно замер, ожидая ответа и впившись глазами в своего собеседника. Может, это все же шутка какая-то идиотская? Розыгрыш? Понарошку?

            – Затем, что Юлия Владимировна, судя по всему, деньги возвращать не собирается, – любезно разъяснил мужчина. – Поэтому я вынужден обратиться по этому вопросу непосредственно к Вам.

            – Какому вопросу? – тупо переспросил Чиликин. Он вообще уже почти ничего не понимал и не воспринимал. Лоб горел, в висках стучало, мир вокруг слегка покачивался, колыхался и куда-то плыл,.. плыл,.. плыл… Куда-то далеко-далеко… В какие-то волшебные, неведомые дали… В сказочную страну Оз. Туда, где порхают над цветками феи, где нет ни рака, ни некрофилии, ни денег; ни предательства. Где обо всем этом можно забыть. Навечно. Навсегда! Забыть!! Забыть!.. Забыть!!! «Говорят, что где-то есть острова, / Где растет на берегу забудь-трава…»

       Лучше бы я умер, – с тоской подумал он.

       Мужчина чуть более внимательно посмотрел на Чиликина и с каким-то даже сочувствием терпеливо повторил:

            – По вопросу денег. Ваша жена получила от меня 10 тысяч евро – видите, внизу ее расписка! – а возвращать их сейчас, судя по всему, не хочет. Или не может, –  добавил он, чуть помедлив.

       – Почему не хочет? – огромным усилием воли заставил себя сосредоточиться Чиликин. – Или, Вы говорите, не может. Что значит: не может? Почему?

            – Ну, я полагаю, что она просто уже потратила часть денег! – улыбнулся мужчина. – Вы же понимаете – женщина…

            – Как это «потратила»!? Она что, не понимала, что, возможно,  возвращать придется?.. Нет, погодите! – очнулся Чиликин. – К деньгам мы еще вернемся. Всё я Вам, разумеется, отдам, не волнуйтесь! – в глазах у собеседника что-то мелькнуло. Вероятно, последнее замечание Чиликина его слегка позабавило. – Не о том сейчас речь. А когда Вы ей это предложение сделали? Ну, насчет меня… – Чиликин запнулся, с трудом подбирая слова. – Моего тела?.. Что, неужели сразу при встрече? Когда диагноз мой сообщили?

            – Нет, ну что Вы! – удивился мужчина и даже головой укоризненно покачал. – Конечно, не сразу. Через день.

            – И что, так просто позвонили и?..

            – И предложил сначала встретиться, – мужчина смотрел на Чиликина, как на непонятливого ребенка, –  сказав, что надо обсудить кое-какие финансовые вопросы. Предупредив, чтобы Вам она только ничего не говорила.

            – И она согласилась? – с горечью спросил Чиликин.

            – Конечно, согласилась! – мужчина с любопытством разглядывал Чиликина. – Разумеется, Андрей Павлович, она согласилась. Как и любая женщина бы на ее месте. Любая дочь Евы. (Сукин сын! – невольно выругался про  себя Чиликин. – «Конечно!»… «Разумеется!»… Это же моя жена, между прочим!..)

            – А потом?

            – А потом мы встретились! – мужчина опять ясно улыбнулся, безмятежно глядя Чиликину прямо в глаза. – Я ей объяснил, что я от нее хочу, и дал время подумать. Сказал, что позвоню через день. Надо признать, что первая реакция Юлии Владимировны на мое предложение была очень и очень бурная и крайне болезненная, но,.. как видите… – мужчина развел руками. – Время и здравый смысл…

            – А через день вы опять встретились и передали ей деньги, –  закончил за него Чиликин. Мужчина с улыбкой кивнул. – А расписочку-то зачем взяли? – поинтересовался Чиликин. – Это же ведь просто филькина грамота. Юридической-то силы она всё равно никакой не имеет.

            – Обычная перестраховка, –  усмехнулся мужчина. – Во-первых, чисто психологический эффект – вряд ли Ваша жена такой уж знаток законов, а во-вторых, и практически она всё же не совсем бесполезна. Не думаю, что женщина, написавшая такую бумагу, осмелится куда-нибудь потом обратиться. Да и вообще она язык за зубами держать будет. Всё же подобного рода поступки обществом пока не совсем … одобряются. Скорее, наоборот…

            – Поня-ятно… –  медленно протянул Чиликин.

           Ему действительно стало все понятно. До такой степени понятно, что хоть снова в петлю! Собирайся. Только теперь уже за бесплатно.

           И она, значит?.. Все эти дни?.. Сочувствовала мне,.. жалела,.. плакала,.. утешала,.. слова любви шептала, самые нежные на свете!.. близка со мной была!!.. − труп мой продав «для сексуальных действий» и шмоток на эти деньги понакупив?

            Мужчина молчал, выжидающе глядя на Чиликина.

             – Ах, да! Деньги! – опомнился тот. – Так Вы говорите, она теперь Вам деньги не возвращает?

            – Именно так, Андрей Павлович!.. – мужчина скорбно покивал головой. – К сожалению, именно так…

            – И что, просто отказывается? – не поверил Чиликин. – Что хоть она говорит?

            – Юлия Владимировна ничего мне не говорит, –  мужчина театрально вздохнул. – Она от меня просто-напросто скрывается. Сегодня мы должны были встретиться, но она на встречу не явилась. И дома ее нет. А у меня, знаете, нет ни времени, ни охоты за ней по всей Москве гоняться. Я человек занятой.

            – Да, конечно, – вежливо сказал Чиликин и улыбнулся какой-то застывшей, деревянной улыбкой. – Я всё понимаю. Я, естественно, верну Вам все деньги. Сколько Вы можете подождать? Ну, Вы понимаете сложившуюся ситуацию?..

            – Да, конечно,.. – мужчина опять вздохнул и что-то быстро прикинул в уме. – Неделя Вас устроит? – вопросительно посмотрел он на Чиликина.

            – Да, вполне, –  механически ответил тот. (А где я их возьму? – мелькнуло в то же время у него в голове. – Целых 10 тысяч евро!?) Если у меня всё же возникнут проблемы, мы ведь сможем возобновить наш контракт? – с удивившим его самого спокойствием поинтересовался Чиликин.

            – Разумеется, Андрей Павлович, разумеется… – понимающе ухмыльнулся мужчина. – Конечно. В любой момент…

            – Только знаете… –  Чиликин немного помедлил, глядя прямо в глаза своему  собеседнику. – Я бы не хотел, чтобы мой труп потом насиловали перед камерой. Даже если моя жена снова не будет против.

            Сидящий рядом мужчина тоже некоторое время молча смотрел Чиликину прямо в глаза, и наконец медленно сказал:

            – Хорошо, Андрей Павлович. Это я Вам обещаю…

__________________________________________________________________________

 

       Чиликин проводил взглядом отъезжавшую черную БМВ и достал сигареты. Посмотрел на небо, на людей на улице, на спешащие куда-то машины… Самому ему спешить было некуда… О том, чтобы возвращаться домой, не могло быть и речи. Сама мысль, что он снова увидит эту женщину, услышит ее голос, вызывала у него дрожь отвращения. Он закурил и неторопливо двинулся в сторону метро. В голове назойливо крутились короткие обрывки какой-то полузабытой песенки: «Говорят, что где-то есть острова… Что где-то есть острова… Где-то есть острова… Острова… Острова… Острова…»

__________________________________________________________________________

__________________________________________________________________________

 

И спросил у Люцифера Его Сын:

            – Чем плохи заповеди Христа? Разве они не добры и не справедливы?

   И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Это заповеди хозяина своим рабам. Будьте добры друг к другу, не ссорьтесь, соблюдайте правила общежития.  «Возлюби ближнего своего», «не убий», «не укради»…

            Все это правильно, но ради чего? Какова конечная цель? Цели нет. Это просто инструкции стаду не толкаться и не ссориться. Цель есть только у хозяина. У рабов, у стада своих собственных целей нет и быть не может.

            Единственная «цель» рабов – не создавать хозяину лишних хлопот.

 И снова спросил у Люцифера Его Сын:

            – А каковы Твои заповеди?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Будьте свободными! Оставайтесь всегда самими собой! Будьте всегда людьми!

Это – высшая цель. Это – главное!

            И ради этого главного можно пойти на все. И на убийство, и на ложь. Можно убить охранника, чтобы бежать из плена, и можно обмануть врага, чтобы спасти свою семью, своих детей, близких, свою Родину, свой народ.

И снова спросил у Люцифера Его Сын:

            –  Так значит, цель оправдывает средства?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

            – Свобода не нуждается в оправданиях.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 21-й.

 

 

 

И настал двадцать первый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

            – Почему люди так охотно называют себя «рабами божьими»?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

             – Рабство настолько уродует и развращает душу, что раб начинает любить свои оковы. Свобода – это прежде всего ответственность, необходимость самому принимать решения. А рабу это уже не по силам. «На всё воля Божья», «Богу виднее», «Бог всё видит» и прочее, и прочее.

            Человеку нравится быть рабом. И преодолеть эту рабскую психологию, самому «стать как боги», ему очень сложно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

КНИГА.

 

«И говорил [он] как дракон».

                   Откровение Иоанна

                                                               Богослова (Апокалипсис).

  

                      «Зачем же ты не послушал

              гласа Господа?»

Первая книга Царств. 

 

 

 

 

 

1.

 

 

            «Аминь!» – Курбатов поставил в конце восклицательный знак, нажал «Сохранить» и с наслаждением потянулся.

            Нет, всё-таки я молодец! – с удовольствием подумал он, глядя на мерцающий экран компьютера, на ровные строчки текста.

            Теперь можно было идти спать. Дело сделано.

 

……………………………………………………………………………………………………..

 

            Примерно месяц назад с Борисом Владимировичем Курбатовым, скромным клерком одного из московских банков, стали твориться странные вещи. Его вдруг начали мучить кошмары. Или, может, наоборот, –  посещать видения. Он и сам не знал, что это такое и как это лучше назвать. Ибо тому, что с ним происходило, названия в человеческом языке просто-напросто не было.

            Началось всё с того, что ему приснился внезапно какой-то совершенно невероятный сон. Да даже фактически и не сон вовсе, а непонятное что-то. Бред! Не бывает у нормальных людей таких снов. Не бывает – и всё тут! Не-бы-ва-ет! Неоткуда им просто взяться.

            Лето, степь, Россия, революция, гражданская война. То ли 19-й, то ли 20-й год. Он, Курбатов Б. В., участвует в штыковой атаке.

            Только звали его тогда как-то иначе… Как?.. И чин?.. какой-то ведь у него был тогда чин?.. Звание?.. В той, другой, дореволюционной жизни?.. Штабс-капитан, кажется?..

            Впрочем, не важно. Сейчас на нем черная форма марковца, и он в составе офицерского добровольческого полка идет в цепи по выжженной беспощадным солнцем степи с винтовкой наперевес. Жара, ни ветерка.

            Навстречу, пока еще вдалеке, движутся стройные и  ровные, густые цепи красных. Их много, очень много. В несколько раз больше, чем белых. Они идут уверенно, быстро, каким-то легким, словно «летящим» шагом. Красные курсанты! Элита красных войск.

            Цепи неумолимо сближаются. Неожиданно красные начинают петь. «Интернационал»! Подхваченный тысячами людей, он разносится далеко по степи и звучит сейчас особенно грозно. «Вставай, проклятьем заклейменный!» –  ревут в едином порыве тысячи глоток.

Белые молчат. Марковцы всегда атакуют молча. И они никогда не отступают. Ни перед каким противником. Даже численно их превосходящим. Красным это прекрасно известно.

Стороны сближаются. Напряжение растет. Цепи и тех и других начинают потихоньку сжиматься в гармошку. Курбатов откуда-то знает, что это всегда происходит при штыковых атаках. Хочется почувствовать, что ты не один, не брошен на произвол судьбы, не оставлен наедине, лицом к лицу с бесконечной лавиной тяжело надвигающихся на тебя, поблескивающих тускло на солнце, несущих смерть штыков!.. что рядом кто-то есть!.. хочется ощутить локоть товарища. И потому ты невольно ищешь его, этого товарища, придвигаешься к нему поближе! хотя и знаешь прекрасно, что делать этого, ломать строй, ни в коем случае нельзя. Но поделать с собой ты ничего не можешь. И никто не может. Никто! Ни белые, ни красные.

Стороны всё ближе… ближе… Песня красных обрывается. Напряжение уже так велико, что петь невозможно. Все силы уходят только на то, чтобы не повернуться и не побежать. Чтобы заставить себя идти вперед!.. вперед!.. навстречу смерти. Еще шаг,.. еще… Кажется, что вынести этого уже нельзя! Что всё!! Сейчас мы побежим! Вот прямо сейчас!!!… И в этот самый момент побежали красные.

 

Курбатов вздрогнул и проснулся.

Что это было? – с изумлением спросил он себя. – Сон или явь? Откуда это у меня? Откуда я всё это знаю?! Марковцы,.. черная форма,.. красные курсанты… Как при штыковой атаке себя люди ведут… Что за чудеса?! И как ясно я всё это чувствовал и ощущал!.. Солнце,.. жара,.. пот, стекающий из-под фуражки,.. дурманящий запах степи… Страх, отчаяние,.. ярость,.. решимость этого… человека. Как будто я и правда там только что был. Участвовал в том бою под этой затерянной в степи станицей… Заняли мы ее, кстати?..

            Господи!! Какой еще «станицей»?! – вдруг опомнился он. – Кто это «мы»? Да что это со мной?!

            Но это было только начало. Дальше на Курбатова обрушился целый поток подобного рода картин-воспоминаний. Они преследовали его постоянно, ежесекундно, днем и ночью!

            Он ехал в метро и видел мысленным взором в то же время какие-то горящие крепостные стены,.. факелы,.. мечи,.. лестницы,.. карабкавшихся по ним людей, чьи-то разинутые в безумном крике рты… Разговаривал с начальником на работе – и задыхался одновременно от ужаса, прикованный к веслу в тонущей римской галере. Он умирал среди спартанцев Леонида под тучами стрел лучников Ксеркса при Фермопилах; принимал на себя страшный удар тяжелой римской пехоты в рядах легковооруженных галлов под Каннами, в самом центре грозного ганнибалового  полумесяца; замерзал в составе Великой армии в сорокаградусные морозы на Смоленской дороге… Он тонул, горел заживо, его рубили мечами, протыкали пиками… Его бессчётное число раз пытали, вешали, распинали…

            Он прожил за эту неделю тысячи жизней. Умер тысячью смертей и испытал боль, страдания и муки, восторги и радости тысяч людей.  Солдат, убийц, насильников… Героев и пророков. Палачей и их жертв. Казалось, ад выпустил свои души, чтобы все они прошли через Курбатова. Чтобы он ощутил и почувствовал всё то, что в свое время ощущали и чувствовали они. Понял их, понял, ради чего они жили, ради чего совершали свои подвиги и свои злодейства. И ради чего умирали.

            Когда через неделю все кончилось, Курбатов стал по сути совершенно другим человеком. На тысячу лет, на тысячу жизней мудрее. Истины, в которые он всегда свято и безоговорочно верил (а может, просто никогда особо над ними  и не задумывался!), вдруг задрожали и заколебались. Черное стало белым, а белое черным.

            При холодном и безжалостном свете его тысячелетнего опыта мир стал выглядеть вдруг совсем иначе. Миражи исчезли, туманы рассеялись – и вечные истины снова засияли во всей своей холодной, равнодушной, бесстрастной красоте. Предстали в своем чистом, изначальном, первозданном виде. Добро снова стало добром, а зло – злом. Подлость – подлостью, ложь – ложью, а предательство – предательством. Под какими бы личинами и масками они ни прятались и в какие бы одежды ни рядились. Он и сам тысячи раз бывал в тех своих жизнях и лжецом, и подлецом, и предателем – и теперь сразу видел их насквозь, безошибочно узнавал с первого взгляда.

            Он снова понял, что такое достоинство и честь, как прекрасна победа, и как горько и ужасно поражение. Что такое друг и что такое враг. И что такое любовь.

            Это новое знание переполняло его, и он просто не знал, что с ним делать.

            И тогда он решил написать книгу. Роман. Он никогда ничего не писал до этого и поначалу даже не знал, с чего начать и как вообще за это взяться.

            Но всё оказалось на удивление просто. Даже слишком просто. Он даже и не правил в тексте почти ничего и вообще не знал, начиная, о чем будет писать дальше и чем в итоге всё закончится. Слова сами рождались в душе, как будто кто-то посторонний нашептывал, надиктовывал ему их, а он должен был лишь только успевать их записывать. Печатать. Заносить в компьютер.

            Не  прошло и трех недель, как книга была завершена. Это было какое-то странное произведение. Роман, не роман,.. повесть, не повесть… Его, собственно, и художественным-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Не было ни сюжета, ни главных героев, были  лишь какие-то отдельные, разрозненные куски, обрывки, черепки, осколки чьих-то жизней и чьих-то судеб. Чьих-то записок, дневников, размышлений…

            И тем не менее, это было несомненно единое произведение. Проникнутое каким-то единым, общим замыслом, не понятным до конца в момент написания даже самому автору. Оно безусловно оставляло по себе впечатление цельности, монолита. По прочтении куски его, казалось бы, совершенно между собой не связанные, каким-то волшебным образом складывались вдруг во что-то единое, целое; и это единое производило на читателя эффект, поистине магический; действовало непосредственно на его душу,  властно вторгалось туда, легко обходя и минуя все бесчисленные заслонки, барьеры и фильтры сознания и подсознания: моральные, нравственные, этические, религиозные.

            Отсутствие единого сюжета фактически лишало читателя возможности хоть как-то противиться и сопротивляться этому страшному внушению, поскольку он до последнего момента так и не понимал, в чем же, собственно, его пытаются убедить? Автор двигался маленькими шажками, вроде бы совершенно бессистемно и хаотично, в самых разных, подчас словно бы даже противоположных, направлениях. Каждый отдельный шажок не вызывал, казалось бы, никаких сомнений, никакого неприятия, отторжения или отталкивания – ни религиозного, ни нравственного, ни морального – и читатель с ним легко соглашался и охотно его принимал и признавал.

            И тем неожиданнее был финал, конечный пункт, в котором он, читатель, в итоге вместе с автором незаметно оказывался. Куда автор его незаметно, потихоньку, исподволь подводил.

            Курбатов и сам только теперь по-настоящему понял, что такое высокое, действительное, подлинное искусство; осознал его страшную, всепобеждающую, всесокрушающую силу. Не зря традиционная церковь издавна, испокон веков рассматривала его как дьявольское искушение, соблазн для слабой человеческой души, не способной без Божией помощи противостоять прелести рукотворной красоты. Оно позволяет внушать человеку, убеждать его в чем угодно! Легко и играючи сметая любые перегородки. Нравственные, этические, религиозные – любые! Всё зависит только от силы таланта автора. Сопереживая вместе с героем, читатель сам на время становится этим героем. Принимает и оправдывает его жизненные ценности и установки. Ему самому ранее, до прочтения книги, подчас совершенно чуждые. Теперь же, после прочтения…

            Это была какая-то совершенно новая мораль; новая, иная система ценностей. Исподволь, незаметно внедряющаяся, проникающая, проскользающая неслышной тенью при прочтении в душу. Стройная и логически безупречная. Холодная и безжалостная. Новая Вавилонская башня, упирающаяся своей вершиной в самое небо.

            Нечто вроде кодекса чести, устава какого-то тайного ордена. Заповеди, подобные библейским, но по духу абсолютно им чуждые. Противоположные!

 

            Никакого смирения! Никакого страха Божия! Никого и ничего не бойся! Сам стань богом! Сам принимай решения! Бог ни перед кем не отчитывается, никого и ничего не боится и ни у кого ни о чем не спрашивает. Единственный Его судия – Он Сам.

            И ты действуй так же! Пусть единственным твоим судьей станет твоя совесть.

            Единственная заповедь: не лги себе! скрупулезно и пристрастно взвешивай свои поступки на весах собственной совести! поступай всегда справедливо! не  предавай свою божественную природу. Не превращайся в демона.

            Но если ты считаешь, что ты прав – действуй! Действуй!! Всё можно! И убить, и предать. Можно убить предателя и предать убийцу. Нет неправильных поступков, есть неправильные цели! В рамках же «правильных» целей, любой поступок – правильный!

            И ничего не бойся! Ни на том, ни на этом свете. Ни ада, ни рая. Ни божьего суда, ни человечьего. Страх принижает человека. Делает его рабом. Пока ты не боишься – ты неуязвим. Но если ты дрогнул, испугался, струсил – всё! Это уже не ты. А значит – туда тебе и дорога. Аминь!

 

 

 

2.

 

 

            Курбатов на всякий случай сбросил текст на дискету, выключил компьютер и пошел спать.

            В эту ночь ему снова приснился очередной кошмар. За те три недели, пока он писал книгу, никаких кошмаров у него не было ни разу, а тут вот опять… Началось, похоже… Только этот, новый кошмар был какой-то совершенно иной. Совершенно не похожий на те, предыдущие. На те средневековые ужасы. Этот был абсолютно современный. Из нашей, так сказать, жизни. Просто для разнообразия, вероятно.

 

            Ему приснились картины какого-то чудовищного Апокалипсиса, который начался в мире после опубликования его книги.

            Нью-Йорк, Лондон, Париж, Москва… Сотни и сотни других городов, городков и городишек. Многотысячные,  многомиллионные уличные демонстрации. Факельные шествия – длинные, бесконечные огненные змеи, куда-то медленно-медленно ползущие во мраке ночи. Люди, люди, люди… В каких-то черных балахонах, капюшонах, с застывшими, отрешенными, словно окаменевшими лицами. Что-то неспешно то ли поющие, то ли нараспев скандирующие. Мужчины и женщины. Дети. Несметные, необозримые, неисчислимые толпы, плотные массы, скопища людей… Мрачно-неподвижные, заполняющие всё пространство вокруг, тянущиеся далеко, далеко… настолько хватает глаз… до самого горизонта!..

            Фанатики! Они повсюду! Вот толпа всколыхнулась и, повинуясь чьим-то пронзительным, резким выкрикам, медленно двинулась вперед, прямо на полицейских и войсковые кордоны. Женщины, с бесстрастными лицами кидающие под гусеницы танков  и бронетранспортеров своих грудных младенцев. Пятящиеся в ужасе солдаты…

 

            Курбатов проснулся в холодном поту, весь мокрый. Включил ночник и дрожащими руками с третьей попытки закурил сигарету. Потом опять упал на подушку, жадно затянулся и уставился в потолок. Страшные картины конца света всё еще живо стояли у него перед глазами.

            Какие у них у всех были лица! – подумал он и невольно поёжился. – Роботы какие-то, а не люди. Зомби! Откуда всё это? Откуда всё это взялось?! В моей книге же нет ничего подобного! Там наоборот всё! Честь, достоинство… Свобода… Свобода!! А это что? Фанатики… Фанатизм… Фанатизм вообще ни с какой свободой не совместим! Фанатизм – это всегда ограниченность. То же самое рабство в конечном счете… Черт! – он в волнении потушил сигарету и сразу же закурил новую. – Черт, черт, черт! Ддьявол!! У меня же самые благие намерения были! Самые естественные. Напечатать книгу, а там уж пусть люди сами разбираются – плохая она или хорошая. Сами для себя решают. А теперь что же получается? – и печатать нельзя?! Но это же бред! Мракобесие! Изуверство какое-то! Как это: книгу! нельзя печатать!? Что за чушь! Да, но… Какие у них все-таки были лица!.. Бр-р-р!..

            Курбатова опять всего невольно передёрнуло.

            А вдруг мне её Дьявол надиктовал?! – внезапно пришло ему в голову. – Сатана?! Вдруг он все-таки есть?

            До недавнего времени Курбатов был вообще-то по жизни атеистом. Фомой неверующим, циником и скептиком. Ну, точнее сказать, просто как-то не задумывался над всем этим. Над всеми этими вопросами. Бог,.. вера… Есть он?.. нет его?.. А кто его знает! Может, есть, а может, и нет. Ну, что-то-то наверняка есть, но вот что?..

            Ладно, короче, чего об  этом думать? Голову только себе ломать. Всё равно ведь ничего умного не придумаешь и не додумаешься ни до чего. Если до тебя никто не додумался. Других, что ль, тем нету? И так забот хватает! И без того. Ну, есть, так и есть. И слава Богу!

            Но за последний месяц мировоззрение его изменилось и весьма сильно изменилось!.. Думать он, положим, по-прежнему старался на эти темы не думать, но вот внутренне, в душе… По крайней мере, теперь-то уж в то, что что-то-то, там, уж где-то точно есть! – он верил твердо. Безоговорочно! Да не просто верил, а знал!

            А как иначе? Поверишь тут, после всех этих… чудес наяву, – Курбатов мрачно усмехнулся. – Ну, ладно,  ладно! бог, там, не бог!… мы же современные люди в конце концов, в 21-м веке живем… наука,.. компьютеры… – привыкли везде и во всем научное, логическое объяснение искать, даже в чудесах… Ну, хорошо, хорошо! Допустим! Предположим. Что и здесь… Может, генная память какая-нибудь,.. индукция, там, биополей,.. считывание информации напрямую с матриц глобального вселенского инфополя…  – ну, не знаю, короче! всей этой псевдонаучной белиберды можно, конечно, сейчас целые горы при желании нагородить, и  всё лесом! и сразу всё прекрасно «объяснить». Не знаю!! Индукции,.. блядь,.. дедукции!..

            Но вот что со мной было, то было! Это факт. Матрицы, там, или не матрицы, но вот был я во всех этих людях – и всё тут! Был!! Смотрел на мир их глазами, чувствовал, что они, страдал и любил вместе с ними. Было это всё! Было!!

            Да и вообще! Какая в конце концов разница, бог или матрица?! Ясно, что со мной что-то происходит. Что-то необычное, диковинное, чудесное!.. Назовите как угодно! Что сны эти – не просто так.

            Да и какие это, в пизду, «сны»! «Сны»!.. Хороши «сны»! – Курбатов вспомнил, как его облили кипящей смолой при штурме Кайфына в 1234 году и содрогнулся. – Е-ебать всё в рот! Да у меня и сейчас даже мурашки по коже по всему телу  и дыхание аж захватило! Как представил себе… Ф-фу-у!.. Ебицкая сила! «Сны»!.. Водички, что ли, пойти попить холодненькой? Или окатиться, еще лучше, этой самой водичкой с ног до головы. Душ ледяной принять… Фу-у-у!.. «Сны»!..

            Да, так вот!.. Фу-у-у-у!.. Так вот… Сны это или не сны… В смысле, матрицы это или не матрицы… Тьфу ты, мысль потерял! Смола эта проклятая… Т-твою мать!!

            Да, так вот! Ясно, что сны – это не просто сны. Не просто так. Реальные они, блядь, эти сны! Вещие! Как Сивка-бурка, вещая каурка. (Что это, кстати, за «каурка»?) Встань – или «стань»?.. а-а!.. не важно! – передо мною, как лист перед травою! Э-э-э!.. Поаккуратнее надо сейчас со всеми этими заклинаниями. А то как бы чего не вышло! Если меня действительно к матрице этой долбаной, глобально-информационно-мировой угораздило подключиться, то хрен ее знает, как она работает! Явится сейчас и вправду «передо мною» Сивка-бурка какая-нибудь!.. Конек-горбунок, в натуре. «Встанет»! Что я с ней делать буду?.. В смысле с ним?  Ускакать, разве что, куда-нибудь на хуй отсюда?! В тридевятое царство. «Вези меня, лиса, за темные леса!» Хотя, впрочем, это уже, по-моему, из другой сказки. Про петушка, блядь, золотого гребешка. И не «вези» там, кстати, а «несёт»! «Несёт меня лиса…» Пиздец, в общем, петушку. Как и мне. И всем прочим петушкам заодно. Вместе с лисой. Это у меня, наверное, подсознание так работает. О чем ни подумаешь – всё на пиздец сворачивает.

            Да и куда ускачешь? Апокалипсис, он же и в Африке Апокалипсис. Он же везде, блядь, будет! и в тридевятом царстве, и в тридесятом. И за темными лесами, и за светлыми. Везде! На то он и Апокалипсис. Конец света. Всего! Конец всего!!

            Но почему я так уверен, что всё это будет? Ну, приснилось и приснилось! Мало ли чего кому снится?

            Да!.. «Мало ли»!..  «Кому»!.. Вот именно! Кому! О чем и речь! Мне, блядь, а не «кому»! А мои сны – это о-го-го!.. В этом-то вся и штука! Мои сны – это пиздец! Бог их мне посылает, дьявол ли, или с матрицы мировой я их сам считываю через индукцию-дедукцию – плевать!  Значения не имеет! Главное – реальность это самая настоящая! Самая, что ни на есть, подлинная-расподлинная! (Да уж!.. – новые кошмарные воспоминания снова полезли в голову Курбатову, но он их отогнал и заставил себя думать дальше.) Н-да!.. И с этой реальностью надо считаться. И если мне приснился вдруг Апокалипсис…

            Так что? действительно не печатать, что ли?.. Может, уничтожить ее просто – и дело с концом? Стереть? Нажать сейчас кнопку на компьютере – и все дела!

            Но сама эта мысль вызвала внезапно у Курбатова такой острый приступ тоски и боли, что он даже и сам поразился. Он привык уже к этой книге. Его постоянно тянуло заглянуть в нее, перечитать… Она… заполняла душу, утоляла какой-то вечный и неизбывный душевный голод. Наполняла жизнь смыслом.

            Курбатов вспомнил, что он читал где-то, что душу заполнить может только Бог. Оказалось, не только. Книга тоже с успехом это делала. Умиротворяла. Утешала. Утоляла печали. Давала ответы на все вопросы. Как будто в ней была скрыта вся мудрость мира. Словно, читая ее, общаешься напрямую с кем-то высшим. Всё на свете знающим и всё понимающим. Даже то,  что ты и сам в себе не понимаешь до конца!..

            Надо будет Библию почитать, – подумал Курбатов. – Что там на эту тему написано? О душе,.. о Сатане… Ну, и об Апокалипсисе заодно.

            Он затушил в пепельнице сигарету, встал и пошел умываться.

            Ладно, умоюсь, позавтракаю – а там видно будет. Стереть всегда успею. Не горит.

 

 

 

3.

 

 

            Курбатов вышел из подъезда, закурил и не торопясь зашагал в сторону метро, лениво посматривая по сторонам и щурясь от яркого летнего солнца. Он почти целый месяц, пока писал книгу, просидел взаперти, не был на улице, и сейчас прогулка доставляла ему самое настоящее наслаждение. Солнышко,.. ветерок,.. зелень,.. травка… Спешить никуда не надо… Хорошо!

            Сколько там время-то? Двенадцати еще нет? Ну, нормально! Успею. В книжных обед с двух до трех. Так что времени еще полно.

            Курбатов, как ни странно, действительно, поразмыслив, решил все-таки поехать в книжный магазин и купить Библию. Почитать на досуге. А точнее, блядь, не «на досуге», а немедленно! Прямо вот сегодня и почитать. А чего тянуть? Может, и правда чего вычитаю!?

            Его сегодняшний сон оставил у него в душе тяжелейший осадок. Он почувствовал себя вдруг в положении человека, который невольно, сам того не желая, вынужден тем не менее принимать какое-то чрезвычайно важное решение. От которого могут зависеть судьбы очень и очень многих людей. Да чего там «очень и очень многих»! Вообще всех!.. Всех людей! Всего мира! Ведь если сон этот проклятый сбудется…

            Вообще-то в Курбатове боролись два противоположных чувства. Он и верил, и не верил в серьезность происходящего. С одной стороны, он, конечно, верил в свой сон, боялся его, понимал умом, что его лучше воспринимать всерьез, что никакие это не шутки, но с другой стороны… «Всерьез» полагать, что какая-то там книжка, пусть даже самая-разсамая, самая, что ни на есть, разгениальная, может вызвать во всем мире такие катаклизмы; что он, Курбатов Б. В., решает сейчас, по сути, судьбы мира и всего человечества!.. Воля ваша, но как-то всё это… О-о-ой!.. Фильм ужасов это просто какой-то дешевый. Вот ей-богу! С Антонио Бандерасом в главной роли. Для впечатлительных подростков. Ну, несерьезно просто это всё как-то!.. Сейчас явятся Сталлоне со Шварценнегером и всех спасут. Из пулеметов всех чертей перестреляют. Серебряными, бля, пулями!

            Курбатову от всех этих мыслей даже неловко как-то стало. Стыдно, словно кто-то посторонний мог их у него подслушать.

            Узнал бы кто из моих знакомых, что я сейчас думаю!.. – с кривой усмешкой покрутил он головой. – И чем занимаюсь!.. Это же вообще пиздец! Библию еду покупать! Искать там совета, что делать. Точно бы решили, что крыша поехала! Ну, а чего еще думать? Видения,.. Апокалипсис… Всё ясно! «Бэлый!.. савсэм гарячий!..»

            До ближайшего книжного ехать было в общем-то относительно недалеко. Всего-то пара остановок на метро.

            Курбатов вошел в магазин и в нерешительности замер. А куда, собственно, идти-то? В какой отдел? Где тут у них религия?.. Чего-то не видно… Спросить разве? Неудобно как-то… Молодой еще человек… Библия какая-то… В монахи, что ль, решил податься? А!.. ну, может, спросить просто: религиозная литература?

            – Девушка, а где у вас отдел религиозной литературы? – обратился он к молоденькой продавщице.

           – Кажется, это в художественном, – неуверенно ответила та. – Посмотрите там.

           – Религией интересуетесь? – вдруг услышал Курбатов обращенный явно к нему вопрос и с удивлением обернулся. Небольшого роста, средних лет мужчина доброжелательно смотрел на него и слегка улыбался. Курбатову бросились в глаза его густо татуированные руки. Рядом стоял еще один, повыше и покрепче. Тоже весь в наколках.

            Курбатов невольно почувствовал себя несколько не в своей тарелке. Не то, чтобы он испугался – магазин как-никак, люди кругом… – но всё же как-то… Чего этим двум синякам от него надо?

            – Да, – натянуто улыбнулся он в ответ, желая, и в то же время не решаясь, поскорее уйти. Просто повернуться и…

            – Да вон там это, братан! Пойдем, покажу, – мужчина приглашающе махнул головой.

            Курбатову ничего не оставалось, как молча проследовать рядом с ним. Точнее, блядь, с ними! Да чего им от меня надо?! – беспокойство Курбатова всё росло.

            Попытки его отделаться от своих незванных попутчиков непосредственно в отделе тоже ни к чему не привели. Ни к чему хорошему.

            Он с чрезвычайно озабоченным видом крайне занятого человека узнал у продавщицы цену книги, пробил в кассе чек и быстро, суетливо, намеренно не глядя по сторонам, приблизился с ним к прилавку.

            – Библию, пожалуйста!

            Сухой, преувеличенно-деловой тон, каким это было сказано, не оставлял никаких сомнений в том, как он спешит. Торопится! Опаздывает, можно сказать! На очень важную встречу, между прочим.

            Но на его новых знакомых вся эта нехитрая комедия не произвела, похоже, абсолютно никакого впечатления.

            – Слышь, братан! – опять лениво окликнул уже повернувшегося было, чтобы уйти, Курбатова всё тот же невысокий с татуированными руками. – Можно тебя на минутку?

            Курбатов ощутил легкую панику. Он был по сути своей обычным обывателем – мирным, безобидным и слегка трусоватым – и настойчивость этих явных углов его, естественно, сейчас уже весьма беспокоила и даже, если честно, пугала. Он почувствовал себя в положении овечки, которой вдруг заинтересовались волки. «Чего им от меня надо?»! А чего может быть  «надо» волкам от овечки?

            – Да? – с подчеркнутым изумлением вскинул бровь Курбатов, снова оборачиваясь. А как прикажете вести себя человеку, к которому в общественном месте неожиданно обращаются вдруг совершенно незнакомые люди? Легкое, спокойное удивление! Непоколебимая уверенность в себе. Да-да?.. В чем, собственно, дело?.. Что Вам угодно?

            – Слушай, а ты верующий? – невысокий ждал ответа с явным интересом. – Я чего спросил? Вижу, ты Библию покупаешь, – пояснил он, видя некоторое замешательство Курбатова, действительно застигнутого врасплох таким вопросом.

            – Ну… так… – неуверенно протянул растерявшийся Курбатов, не зная, что на это отвечать. Верующим он себя, конечно, не считал, но…Может, они верующих не трогают? Скажешь сейчас: нет!.. «Ах, так ты у тому же еще  и неверующий?!.. Тебя-то нам и надо!»

            – И давно ты в Бога веришь? – с прежним любопытством поинтересовался невысокий, как-то по-своему судя по всему, истолковав поведение Курбатова. Как заслуживающие всяческого уважения скромность и сдержанность истинно верующего человека. Нежелание говорить публично о таких сугубо интимных вещах.

            – Да, – коротко ответил Курбатов, решив отвечать и на все дальнейшие вопросы предельно лаконично, в надежде, что через некоторое время беседа, таким образом, иссякнет сама собой.

            – Надо же!.. – удивился невысокий и задумчиво посмотрел на Курбатова. – А я думал, люди сейчас только в тюрьме в бога верить начинают… Слышь, браток! Ты никуда не спешишь? Может, пойдем на улицу, потрещим?

            Невысокий так ясно и безмятежно смотрел Курбатову в глаза, что тот, обреченно вздохнув про себя, вынужден был согласиться. Вернее, просто не нашел в себе духу отказаться. А куда деваться? Как тут откажешься? От такого, блядь, «приглашения»!..

            На улице невысокий сразу же направился к стоящему у входа роскошному шестисотому «Мерседесу», бросив вскользь Курбатову: «Пойдем, в машине посидим. Чего на  улице тусоваться, в натуре?» Рядом с «Мерседесом» стояла еще пара джипов с крепкими бритоголовыми ребятами внутри.

            Курбатов совсем перепугался. В том, что все эти посиделки добром для него не кончатся, он уже практически не сомневался. Непонятно только, чего же им все-таки от него надо? Этим матерым криминальным акулищам от такого малюсенького незаметненького пескарика, как Курбатов Б. В. Скромненького серенького банковского клерка. Тихо сидящего всегда в своей норке.

            По работе разве что?.. Банк родной грабануть?.. Так от него и тут толку мало. Да никакого практически! Ничего он не знает и ничего не решает. Так что ошиблись вы, господа-разбойнички, право слово, ошиблись!..  Не того взяли. Толку вам от меня, как от козла молока. Никакого, можно сказать, толку. Так что давайте, выясняйте это поскорей и отпускайте меня на все четыре стороны. Душу мою на покаяние. А то неуютно мне тут с вами как-то… В этих ваших бандитских джипах-мерседесах навороченых разговоры разговаривать. Ну вас к лешему!

            Все эти мысли с быстротой молнии промелькнули у Курбатова в голове, пока он шел к машине и слегка его приободрили.

            Ну, чего они мне, в самом деле, сделают? – попытался успокоить он себя. – Разберутся, что к чему, и отпустят. Гуляй, Вася! На фиг я им сдался?!

            – А ты вот Библию читаешь. И в церковь ходишь? – невысокий сел с Курбатовым на заднее сиденье. Приятель его устроился на переднем, полуобернувшись лицом к беседующим.

           – Хожу, – без колебаний соврал Курбатов, хотя и не был церкви ни разу.

           – А причащался когда-нибудь? – собеседник смотрел на Курбатова с  каким-то напряженным любопытством. 

           – Ну… да… конечно… – Курбатов, во-первых, не знал толком, что такое причащение… или причастие?.. а во-вторых, уже вообще ничего  не понимал!

            Что за дурацкий разговор? Церковь,.. «причащался,.. не причащался?..» ?.. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» «Причащался ли ты когда-нибудь, Курбатов?» Ох, что-то не нравятся мне все эти церковно-причастительные беседы душеспасительные!.. Как бы меня здесь тоже сейчас не причастили!.. Прежде чем…

            – И как? – невысокий не отрывал глаз от Курбатова.

            – Нормально! – пожал плечами тот, ожидая, что будет дальше. Когда о деле-то говорить начнем? Чего я здесь вообще сижу?

            – Да ты расслабься, братуха! – словно поняв его состояние, вдруг чуть наклонился к нему невысокий и даже потрепал слегка ладонью по коленке. – Чего ты весь такой скованный? Куришь? – протянул он Курбатову раскрытую пачку «Мальборо».

            – Спасибо, – Курбатов взял сигарету и прикурил от зажигалки невысокого. Тот тоже закурил.

            – Знаешь, – немного помолчав, сказал невысокий и задумчиво посмотрел в окно, – а я вот сам, хоть и крещеный, а раньше не верил никогда во всё это…

            – В церковь, в причастие?.. – не совсем впопад уточнил Курбатов, просто, чтобы что-то сказать и заполнить возникшую паузу.

            – Да причем здесь церковь! – сразу же раздраженно откликнулся невысокий. – Церковь – это вообще одни прохиндеи! У нас когда сходняк был в Даниловском монастыре, в патриаршей резиденции, так мой кореш, тоже вор в законе, на патриаршем месте сидел, в его кресле, прикинь? А патриарх вошел, посмотрел, благословил всех и ушел. Ну, как это? Вот, в натуре, прямо в патриаршем кресле! – невысокий умолк, выжидающе глядя на Курбатова и явно ожидая его реакции.

            – Н-да-а!.. – невнятно промямлил тот, бегая глазами.

            Он уже совсем перестал что-либо понимать. Что за бред! Что вообще происходит? Причем здесь патриарх? На хуй ему вообще все эти страшные тайны знать? Из жизни высшего духовенства. Он человек маленький. Э!.. Так этот тип напротив – вор в законе, что ли?! «Тоже»!.. Ё-моё!.. Во попал! Как кур в ощип. Господи боже, Пресвятая Богородица! Иси на небеси. Спаси и сохрани. Да святится имя Твоё! Ну, в общем, всё, кранты!

            – А в монастырях что делается!? – невысокому, судя по всему, просто приспичило обличать. – Я тут был по делам в одном женском монастыре, разговаривал с ребятами. Так монашке любой присунуть – вообще нет проблем! Только на хуй они нужны, у них у всех там трепак или еще что-нибудь похуже, какая-нибудь гадость.

            Там прямо новые русские эти, так называемые, приезжают специально, чтобы монашек молоденьких трахать. Им по кайфу, чтобы так вот, прямо в монашеской рясе ей засадить! Ну, дебилы, чего с них взять!..

            Такая вот хуйня,.. – невысокий замолчал, глубоко затянулся, выпустил в окно дым и затем продолжил. – Да ребята со служками разговаривали – говорят, даже могилы им рыть приходилось! Человек ведь, если в монастырь попадает – то всё, с концами! Найти его невозможно. Скажут просто: «а он в другой монастырь переехал» – и всё. Там же у них никакого учета нет, ни паспортов, ничего. Да и искать никто не будет.

            Да чего базарить зря, церковь такими деньгами ворочает!.. Миллионами! Сигареты,.. водка… А где деньги, там всегда и убийства, и всё, что хочешь. У церковников вообще, по ходу, одни бабки на уме. Какая там «вера»!

            Курбатов сидел ни жив, ни мертв. Все происходящее начинало уже смахивать прямо на какую-то дикую фантасмагорию! На какой-то очередной кошмар из тех, что ему до этого снились. Йё-баный в рот! Пошел, называется, в книжный магазинчик Библию купить! Ну, ни хуя же себе!.. Вот влип, так влип!.. По самые помидоры. И черт меня дернул!! Сидел бы себе дома!..

            – Н-да-а!.. – опять маловразумительно проблеял он, мучительно пытаясь хоть что-то из себя выжать, выдавить, хоть как-то со своей стороны поддержать разговор. А то обидится еще! Решит, что неинтересно. В голове же между тем царила какая-то звенящая пустота. Вакуум. Ни единой мысли. – Так сами Вы, значит, в Бога не верите? – наконец-то родил Курбатов хоть нечто, более-менее осмысленное. Похожее на человеческую речь. Нельзя же, в самом деле, всё время только мычать, блеять да мекать!

            – Нет, теперь верю, – невысокий снова перевел взгляд на Курбатова. – Ты послушай, браток, что тут со мной недавно случилось. Распухла вдруг вся правая рука, ни с того, ни с сего, прикинь? Ну, я ко врачам – те ничего понять не могут. Не знаем, говорят, в натуре, что это такое. А мне всё хуже и хуже.

            Ребята кричат: надо ехать к святому источнику. Ну, привезли меня, а мне уже совсем плохо. Опухоль прямо до горла поднялась, дышать нечем. Я кричу: дайте мне таблетки! У меня таблетки были с собой американские, хорошие, специально мне достали. А монахи мне говорят: нет, не надо никаких таблеток, иди в святом источнике искупайся! Ну, заводят меня в помещение с этим источником, а там холодно, пиздец! Вода – ледяная. Я кричу: да не могу я в такой воде купаться! Нет, говорят, надо искупаться.

            Ну, они вышли, я просто водой на себя побрызгал, выхожу – всё, говорю, искупался. Они на меня смотрят – нет, говорят, ты не искупался. Во, прикинь, сразу определили! – невысокий сделал паузу.

            Курбатов не нашел ничего лучшего, как снова неопределенно промычать свое коронное «Н-да!..».

            – Ну, я захожу опять в этот бассейн, – продолжил свой рассказ невысокий. – Ладно, искупаюсь, думаю. Неудобно же, чего я вру, как пацан. Разделся, зашел все-таки в воду. И чувствую – мне лучше! Вот прямо сразу почувствовал, что лучше стало! Опухоль спадать начала,.. задыхаться перестал… Короче, вылечили меня. Несколько сеансов, потом к мощам водили – и вылечили! Все прошло. Опухоль всё меньше, меньше – и совсем спала.

            И прикинь, подошли ко мне с крестом, поднесли крест ко лбу – а меня аж выгнуло всего! Подбросило прямо! Жена тут рядом сидела… всё видела…

          – И что Вы почувствовали в этот момент? – не удержался Курбатов.

    – Ну, как будто электрический разряд какой-то по всему телу прошел! – невысокий опять немного помолчал. – Мне потом монахи сказали: это тебя сглазили. Порчу кто-то на тебя навёл.

Я сразу на девчонку одну подумал. Ну, я там встречался с одной, двадцатилетней, из Серпухова,.. а потом вижу: дома проблемы, семья рушится – и завязал. Думаю: наверняка она, больше некому.

Послал ребят. Они весь этот Серпухов перетряхнули, нашли всех бабок, и одна в оконцовке призналась: да, она! Узнала меня по фотке, в натуре. Сначала не признавалась ни в какую, потом ее уже на кладбище ночью повезли; она перепугалась, думала, тут и  зароют – и призналась. Что да, делала! Но, говорит, на любовь делала, не на порчу. Просто, говорит, человек сильный, поэтому так подействовало. Ну, и прочую хуйню. Теперь, говорит, вообще никогда в жизни заниматься такими  вещами не буду!

Курбатов слушал, затаив дыхание. По ходу рассказа он уже понял, что убивать его, похоже, никто не собирается, банковские секреты выпытывать, судя по всему, тоже. Слишком уж много разговоров. Причем совершенно отвлеченных.

Более того, ему вдруг неожиданно пришло в голову, что всё происходящее – неспроста. Что это просто какое-то немыслимое продолжение всех творящихся с ним последнее время необычных событий. Часть вторая. Или даже третья. Кошмары,.. книга,.. а теперь – вот это.

А как, скажите на милость, прикажете всё это воспринимать?! Как невероятное совпадение? Именно в тот момент, когда он…

      – И слышь, братан! – снова услышал он. – Я там еще такую картину видел. Женщину тащат силой в святой источник, а она кричит и упирается, как будто ее что-то держит! А ее прямо насильно, силком туда заталкивают!

Я потом сижу с каким-то мужиком – ну, там отдельные сеансы для мужчин и женщин – он увидел у меня наколки и спрашивает: Сидел, мол? – Я посмотрел и говорю: Ну, и чего? С какой целью интересуешься? – Да я, говорит, сам бывший омоновец. – Ну, и дальше что? – спрашиваю. – А вот видел, говорит, женщину? Это моя жена. Она у него тоже в той системе работала, вместе с ним. И что-то они, по ходу, такое там с ней нахуевертили!.. Крови, короче, на руках много. Такие видения, говорит, стали преследовать!..

Сейчас они оба – и он, и она – уволились, естественно, и здесь лечатся, у источника. Вроде получше, говорит, становится. А то вообще пиздец, что творилось! – мужчина судорожно затянулся, и Курбатов с удивлением увидел, что руки у него слегка дрожат.

Да чего это с ним?! – Курбатову опять стало немного не по себе. – Чего он тут вообще передо мной исповедуется? Первым встречным, по сути дела, человеком?.. Вор в законе!.. Понятно, что это продолжение моих чудес, но лучше все-таки съебываться отсюда поскорее, подобру-поздорову… От греха подальше…

       – А чего я тебя про причастие спрашивал?.. – мужчина немного помедлил. – У меня на глазах женщина выбегала из очереди. Там же очередь в церкви на причастие. Стояла-стояла – и вдруг повернулась и выбежала из церкви! Я спрашиваю потом у попов:  чего она? больная? Ну ты же сам видел, говорят, что здоровая! Нормально в церковь зашла, –  невысокий еще помедлил, а потом, понизив голос, продолжил. – И мы с пацаном одним стояли в очереди. Я нормально, а он тоже – сначала нормально стоял, а когда уже три человека осталось – вдруг повернулся и выбежал из церкви!

 Я потом выхожу – он стоит, курит. Ты чего, говорю, в натуре? – Сам, говорит, не знаю! Не помню ничего. Как будто вынесло меня что-то из церкви!

 А он мне врать не будет, я знаю… Вот я и хотел у тебя спросить… – невысокий вздохнул. – Ладно, братуха, задержали мы тебя, не обессудь…

 – Да нет, ничего! – сразу же механически ответил Курбатов.

 – Может, тебя до метро подбросить? – предложил невысокий.

 – Нет, спасибо, мне еще зайти тут кое-куда надо, – поспешно отказался Курбатов. (Какое еще «метро»! Выпустите меня только!)

 – А,.. ну смотри!.. – невысокий протянул ему руку.

Курбатов пожал ее, потом торопливо пожал руку ещё и его сидящему впереди приятелю, сердечно попрощался с ними  обоими и быстренько вылез из машины.

Проводив взглядом отъезжавшие «Мерседес» и джипы, он с трудом перевел дух и вытер обильно стекавший со лба пот. Чувствовал он себя так, словно только что каким-то чудом избежал смертельной опасности. Успешно миновал львиный ров. Повезло! Львы случайно оказались сытыми.

Да-а… – кисло подумал Курбатов. – Одно дело учить всех ничего не бояться, а другое дело самому!.. Сколько раз я был в этих своих снах и воином, и героем! А что толку?! Героя из меня все равно так и не получилось. Как был трусом, так им в итоге и остался. «В оконцовке», как вор этот говорит.

Только теперь мудрым трусом стал, что еще хуже. Мудрым, как змей. Пресмыкающимся! Знаю доподлинно, что всего бояться надо, и как оно в жизни бывает. Шкурником! На собственной шкуре всё испытавшим. Тьфу ты!..

 

       – Привет! Кого я вижу!.. Борька, ты?!.. – внезапно услышал он громкий оклик и чуть не подскочил от неожиданности. В первую секунду ему показалось даже, что это опять та сладкая синюшная парочка вернулась, с которой он только что так благополучно расстался. Бандюганы эти.

 Но это, конечно, были не они. Это был всего лишь его старый школьный приятель, с которым он не виделся, наверное, уже лет десять. Да, собственно, с самого выпускного вечера и не виделся! Н-да-с… Не виделся-не виделся, а тут вдруг раз! – и увиделся! Именно сегодня. Ну, чего ж, бывает!.. Такое вот очередное счастливое совпаденьице.

 Когда первые радостные восклицания поутихли, начали, конечно же, перебирать общих знакомых.

 А тот где?.. А та?.. О!.. Ну, надо же!..

 Одноклассников, естественно, в основном, а кого же еще?

       – Слушай, Димыч, а Дэн-то сейчас где? – спохватился вдруг Курбатов. – Вы же с ним кенты, вроде, были?

       – Убили его, – помрачнел приятель и поиграл желваками.

       – Как «убили»? Кто?! – не понял даже сначала Курбатов.

       – Ну, так и убили, – как о чем-то, само разумеющимся, сообщил собеседник. – Сволочи одни.

       – За что? – всё еще ничего не понимал Курбатов.

       – Ну, по бизнесу, – нехотя обронил приятель. – Мы с ним вместе работали.

 Господи-Иисусе! – уставился во все глаза на него Курбатов. – Еще один мафиози! Да что сегодня за день такой!?

       – А чего ты, Библию читаешь? – приятель указал глазами на толстенный том в руках Курбатова с золотым крестом на обложке. И, не дожидаясь ответа, продолжил. – А знаешь, он ко мне являлся потом.  После смерти.

       – Кто, Дэн? – замер ошарашенный Курбатов. – Как «являлся»?!

       – Да так! – медленно проговорил приятель, как-то странно глядя на Курбатова. – Сначала собака стала выть. Целый день выла! Уставится в угол комнаты и воет. А потом выяснилось, что его убили как раз именно в тот день. Никогда ни до, ни после этого не выла,  а тут вдруг… У меня мастиф, они спокойные вообще-то…

Ну, а потом, на тридцать восьмой день, я лежу с женой, вдруг просыпаюсь как от толчка и вижу – он стоит рядом с кроватью. Одет как всегда. Как я его последний раз видел.

Я тоже встал, и мы с ним на кухню пошли. Сели друг против друга, и он мне говорит: «Димыч! Запомни. Никому не верь!» – Я говорю: «Хорошо, я понял». – Он мне опять говорит: «Нет, ты не понял. Не верь – никому!» – «Хорошо, говорю, я всё понял». – «Нет, говорит, ты меня послушай. Ни-кому!!» – «Да, говорю, я понял. Никому!» – «Хорошо, говорит. Вот теперь ты понял».

Ну, посидели еще немного, потом я перекрестился, и он исчез.

 

Курбатов смотрел на приятеля, потеряв дар речи. Это было уже чересчур! Сначала вор в законе пасторально-нравоучительные беседы о спасении души с ним в шестисотом мерсе ведет, теперь вот приятель школьный из небытия вдруг через десять лет возникает и тоже в том же духе вещать начинает… наставлять на путь истинный!.. Причем оба рассказывают вещи, ну какие-то совсем уж невероятные! Необыкновенные! Чудеса прямо какие-то!..

Ну, и чего? Верить?.. не верить?.. Вроде и врать им обоим незачем, да и не сговорились же они, в самом деле! Они и друг друга-то не знают, в глаза никогда не видели! – но в то же время… Хм!.. И всё это происходит как раз тогда, когда он должен принять решение! Как быть с книгой. Издавать – не издавать?..

А если вспомнить еще и про все эти видения, и про то, как он эту книгу писал… О-о-о!.. Если уж это не чудо и не знак свыше, то что тогда вообще знак?! Чтобы архангел с мечом пылающим воочию явился?  Или черт с рогами? Так ведь и это тоже можно на мираж списать. На галлюцинацию. Нервное расстройство. Получается тогда, что вообще никаких знаков нет и быть не может? Всё можно случайностью счесть. Совпадением. Любое чудо.

       – Ладно, Борь, давай, а то я спешу! – заторопился вдруг приятель, кинув взгляд на часы. – Созвонимся еще,  координаты друг друга у нас теперь есть… Не пропадай!

Приятель сделал Курбатову ручкой и растворился в толпе. Как будто его никогда и не было! Курбатов постоял немного, потом тяжело вздохнул и медленно побрел к метро.

Да-а-а-а!.. Ну, дела-а!.. Было полное впечатление, что приятель появился, сделал свое дело, выполнил, так сказать, тайную миссию, свое провиденциальное назначение исполнил – и исчез. Что он вообще появился здесь только затем, чтобы рассказать Курбатову про смерть Дэна и про то, как тот к нему после смерти являлся. Ну и ну!..

Похоже, там, наверху, в высших сферах, мною всерьез заинтересовались… Всерьез и надолго. Н-да-а!.. Хорошо бы, знак какой тогда подали, что ли? Опознавательный. А то вдруг это всё дьявольские козни?

Курбатов опять вздохнул и с тоской посмотрел на небо. Как будто действительно расчитывал увидеть там какого-нибудь ангела, дружески подмигивающего ему из-за облака. Ага!.. «Ангела»!.. С нетопыриными крыльями.

Он вошел в метро, спустился по эскалатору, подождал поезда и шлёпнулся на свободное место. Народу в вагоне было немного.

Ну, что? – вяло подумал он, равнодушно осматриваясь по сторонам и окидывая беглым взглядом пассажиров. – На сегодня лимит чудес исчерпан? Или и здесь ко мне сейчас кто-нибудь подкатит с разговорами? Тогда пусть уж лучше тёлочка какая-нибудь, посимпатичнее. Птичка чик-чиричка… Вон та, например. Такая киска!.. Глазки какие!.. А-ах!!.. Так и стреляет ими, плутовочка!.. Ангелочек-дьяволёночек!

Хватит уж меня кошмарить! Я и так всего боюсь. Лаской лучше, лаской!.. «Ах, милый! – пусть скажет. – Да не печатай ты эту противную книгу! А я тебе за это…»  Или наоборот. «Обязательно, милый, напечатай! Непременно! А я тебе за это…»  Н-н-да!.. Так чего все-таки делать-то? Печатать, не печатать? Чего, блядь, делать-то?!

 

 

 

4.

 

 

Войдя в подъезд, Курбатов первым делом проверил по привычке почтовый ящик. Ба!.. Письмо! Это еще от кого? Он уж сто лет как писем не получал. Какие сейчас письма, когда из любого места позвонить свободно можно?! А-а!.. Юдин А. Ф., с. Бирюч Новоусманского р-на Воронежской обл. Поня–ятно!.. Знаем-знаем! Чего это ему вдруг вздумалось?

Курбатов повертел письмо в руках. Надо же! Толстое какое! Целое послание. Чего ж он мне, интересно, пишет? Из своего села Бирюч? Надеюсь, не про религию опять? Он-то хоть?

Дома Курбатов, наскоро переодевшись, вскрыл письмо стал жадно его читать. С острым, каким-то прямо-таки болезненным, любопытством. Господи!.. Неужели и тут!?.. Это было бы тогда уже!..

Так… Так… «Запой…» Гм!.. «На целый месяц!.. Забил на всё!..» Однако! Хорошо им там, в селе Бирюч, живется. Я бы тоже забил. С превеликим удовольствием! Вместо того, чтобы… М-да… Так!… Понятно… Понятненько… Интере-есно!… 8 кг! Врёт, небось. Что это за крокодил такой!? «Целый час,.. спиннинг дугой!… чуть из лодки не упал…» Интере-есно!.. Да-а!.. Блядь!! Я тоже хочу! Такого судака! Чтобы «целый час»!.. Везет же людям! Живет себе на природе. Пьет запоем. Судаков по 8 кг таскает. А тут! Э-э-эх!.. – Курбатов с грустью посмотрел в окно и потом опять принялся за чтение. – Так… Поня-ятно… Та-ак… А это??!!.. А?.. А?.. Да что же это!!??

 

«Лена моя кстати всегда за тебя молиться – она в последние  лет 7-8 дюже верующей стала: в церковь ходит, по святым местам ездит, книги разные читает, меня на путь истинный поставить хочет. Кстати 26 августа прошлого года я все же окрестился. Я же даже в детстве не крещеный был, нас братьев мама не крестила, а она и тогда и сейчас сильно верующая. Т. к. считает, что человек должен принять крещение осознано. А я же всю свою сознательную жизнь, да и сейчас вераю в идеи коммунизма, социального равенства братства, а это все взято не иначе, как из Библии. А тут умирает Волков Семен Тимофеевич в рассвете сил, умный, образованный мужик, мой наставник и учитель по работе и в жизни, и перед смертью за день мы разговорились о боге, о жизни после жизни (он тоже не крещенный был) и пришли к выводу, что крещение нужно человеку, а тем более вера в Бога не зависимо от политических позиций. Но не успел он – похоронили не крещенного. Вот я и принял решение окреститься. Утром, как ехать встаю и рот не могу раскрыть, раздуло всего ни с того не с сего. Хотел остаться, пойти ко врачу, но люди договорились. С батюшкой, да и машина ждала. Так и поехал весь раздутый. Как мне сказали что это лукавый меня не отпускал. Ну в общем приехали (а крестили меня в какой-то речке, название забыл) и то батюшку часа 3 ждали. Тоже наверное испытывал. Слава Богу окрестился! На следующее утро пошел в церковь, рядом с домом, причастился. А на следующий день, это уже понедельник был, хотел ко врачу поехать на счет своего раздутого рта, а у меня все нормально, как будто ничего и не было. Ну не чудеса! Ну да ладно, это еще не всё. Господь мне другое испытание преподнес…»

 

Курбатов отложил письмо и тупо уставился перед собой.

Итак, резюмируем. Подведем итоги. Вор, приятель и теперь еще это письмо. Так что, бог действительно есть? Или дьявол? Я не понимаю, чего им от меня надо!!?? Что я делать-то должен!!??

Ну, услышал я сегодня про сверхъестественные вещи. Даже, можно сказать, получил фактические доказательства, что бог и черт существуют. Будем считать. Пусть даже так. Пусть!! Ну, так что  мне делать!!!??? Хорошая это книга или плохая!!?? Я так и не понял ничего! Кто мне сегодняшний сон послал? Про Апокалипсис. Чтобы я не печатал ничего.  Бог или Дьявол? Бог меня направляет или бес смущает? Кто мне эту книгу надиктовывал?! Если дьявол, то куда, спрашивается, бог смотрел? Хотя, это уже богохульство. Не моего ума это дело. Сами пусть между собой разбираются. Свят-свят-свят! А!.. Это всё бесполезно! Свят, не свят – чего делать-то? Моего, не моего – а решение-то мне принимать! Моим собственным умом. Умишком.

Ладно, впрочем, умишком, так умишком. Попробуем рассуждать логически. Кошмары. Ну, или видения – как угодно. Мог мне их Бог посылать?..  Конечно, мог! Еще бы не мог. Бог всё может. Так,.. понятно… На этом можно все наши рассуждения и закончить. Логически тут ничего вычислить не удастся. Всё сводит в конечном итоге к тому, что раз Бог всемогущ, то он всё, что угодно, сделать может. А уж зачем? – Бог весть! Пути Господни неисповедимы.

Короче, логически Бога и Дьявола не различишь. Не вычислишь, кто это. Крылышки тут чьи-то торчат или рожки. Так-так-так-так-так!..  Чего ж делать-то?

А, ну да! У меня же Библия есть. Почитать, разве? Курбатов с сомнением посмотрел на Библию. Читать, честно говоря, не хотелось. Библия ассоциировалась у него с чем-то бесконечно-нудным и скучным. Нравоучения какие-то, заповеди… Мутотень всякая, короче. Тягомотина.

Он наугад раскрыл том.

«На низменных местах: Ештаол, Цора и Ашна, Заноах, Ен-Ганним, Таппуах и Гаенам, Иамуф, Одоллам, [Немра], Сохо и Азека, Шаараим, Адифаим, Гедера или Гедерофаим: четырнадцать городов с их селами».

Что это за бред!? Что здесь можно почерпнуть? Чего «вычитать»? Если тут и есть премудрость божественная, то она так глубоко сокрыта, что хуй раскопаешь. Опять богохульствую! А-а!.. плевать! Бог простит. Да и!.. От меня тут таких великих дел требуют!.. Свершений, блядь! Или-или! Если я угадаю – всё мне простится, а если ошибусь – всё равно пиздец всему. Так что на мелочи можно внимания не обращать. Не размениваться.

Во! Все-таки логика – великая вещь. Как я сразу всё по полочкам разложил!.. Самому приятно. Да… Приятно. Но чего ж все-таки делать-то?.. Делать-то чего?!..

Кстати, насчет «угадаю». На Библии же гадать можно! Где-то я про это то ли читал, то ли кто-то мне рассказывал?.. Загадываешь в уме страницу и строчку сверху. И смотришь, что получится. Это и есть предсказание. Правда, это грех, вроде, ну да!.. Учитывая ситуацию… Снявши голову!.. Попробуем, короче. Грех, не грех!.. Ну-с. Что там у нас?..

Ну,.. положим,.. положим… Страница… 673! 13-я строчка сверху. Так… Смотрим… Чушь ведь какая-нибудь всё равно получится… как все эти гороскопы… Так, 673-я страница,.. раз,.. два,.. три…

«И простер Господь руку Свою и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои».

Твою мать! Что это еще за хуйня!? «Книга пророка Иеремии». Какого, блядь, еще «Иеремии»?! И чего там дальше?

«Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать».

Да-а!.. А дальше?

«И было слово Господне ко мне: что видишь ты, Иеремия?

Я сказал: вижу жезл миндального дерева…»

Ну, это можно уже не читать.

Однако!.. Ну и попаданьице! В самую точку. «Пророк Иеремия»!.. Ладно, давайте еще раз попробуем. Еще разочек. Подстрахуемся…

Так… Ну… ну… Ска-ажем 200! Двухсотая страница. А строчка,.. строчка… 16! Страница 200, строчка 16.

Ищем… Так… Считать, блядь, заебёшься! Ничего… Посчитаем… Черт! Сбился! Еще раз… Так,.. так,.. так.. А, вот!

«… но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить… такого пророка предайте смерти».

Эт-то еще что?!.. Какой еще «смерти»?! Кого это «смерти»? Меня, что ль? На хуй мне тогда всё это надо?! Не буду я тогда вообще ничего говорить! Пошли вы все в пизду со своими предсказаниями! Пусть кто-нибудь другой пророчествует! Какой-нибудь пророк Иеремия полоумный! Н-да…

Хотя и хочется. Чего уж там!.. Лукавить. Хотца! Приколоться. Показать всем, какой я, блядь, умный. Всему миру. Всему свету! Пусть даже ценой Апокалипсиса. Приятно будет знать напоследок, что именно я его устроил и учинил. Этой своей чудо-книжечкой.

 

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья.

 

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане…

 

В общем, «хвала тебе, Чума!» «Нам не страшна могилы тьма».

Э-эт точно!.. Ни хуя «не страшна»!.. Да! Но каково?! Два попадания подряд! Нет, ну после всего сегодняшнего, всех сегодняшних событий, ничего удивительного тут нет, но всё-таки… Ну, что? Еще разок? Напоследочек? Или уж хватит? А то сейчас что-нибудь такое вытащу!.. Каштанчик какой-нибудь из огня… Да ладно! Рискнем. Подумаешь!

Ну-у-у!.. 923! А строчка… восьмая! чтоб не считать долго.

«Во всяком деле верь душе твоей; и это есть соблюдение заповедей».

Замечательно! Просто замечательно! За что боролись!.. С чего начали, к тому и… приехали. Кончили, блядь! «Верь душе твоей». Сам, короче, принимай решение. Помощи не будет. Не жди. Очень мило! Спасибо огромное Тебе, Господи! За добрые слова!.. советы!.. За ласку!.. За… Может, ладно уж, не будем?.. Кощунствовать?.. Отягчать?.. Хотя и хотелось бы… Вот ей-богу, хотелось бы!.. Да-а…

А давай, здесь же где-нибудь!.. Поблизости. Наудачу. Не листая!

924, 11.

«Сновидения многих ввели в заблуждение, и надеявшиеся на них подверглись падению».

Всё, пиздец! Всё-всё-всё! Хватит на сегодня мне гаданий! Хва-тит! Чем дальше в лес, тем больше дров. Тем больше хочется. Я уже окончательно запутался. Кто я?  Пророк Иеремия, лжепророк или просто излишне впечатлительный мудак, насмотревшийся «сновидений» и навоображавший себе невесть что? Последнее, кстати, лучше всего было бы.

Да!! А видения все эти!? А сегодняшние события?! С этим как быть? «Навоображавший»!.. Как бы не так! «Навоображавший»!.. Как же!.. Ни хрена себе «навоображавший»!..

«В сердце твоем»!.. В сердце моем мне напечатать хочется!! Вот! Да еще как! Так хочется, что просто сил моих уже нет! И чем дальше, тем больше.  «Чем дальше в лес…» Почувствовать себя Богом! Или Дьяволом! Что, в общем-то, почти одно и то же. Идолом, одним словом. Кумиром! Объектом всеобщего поклонения. А если весь мир в тартары в результате покатится, то и я уж готов заодно. За компанию! Вместе со всеми. Как все, так и я. Как говорится, на миру и смерть красна. «Где стол был яств – там гроб стоит». «И бледна смерть на всех глядит». А-а-а!.. чего там!.. «Смертный миг наш будет светел»!

Зато побыть  уж напоследок Богом!.. Главой этой всемирной секты. Ну, или там, Антихристом. Антибогом. О-о-о-о!.. Ради этого!..

А если я всё это себе напридумывал, то и тем лучше! Тогда вообще нет повода волноваться. И, соответственно, никаких оснований не публиковать. Никто и не заметит ничего. Мало ли макулатуры каждый день издается и печатается?! Очередной графоман, вообразивший себя невесть кем. Да бога ради! Я и сам рад буду в этом убедиться. No problems!  Никаких проблем!

Короче, расклад такой. Либо я гений, а книга – супер и тогда я стану Антихристом и Антибогом – о-хо-хо! и бутылка рома! – либо я обычный графоман, и тогда всё это вообще полная хуйня и никакого значения не имеет. И все мои сегодняшние муки и терзания яйца выеденного не стоят. Ну, и тем лучше. Тоже неплохо. Буду жить, как жил.

В общем, оба варианта меня устраивают. А значит, – в любом случае надо печатать! Надо!! Словом, всё просто как дважды два. Проще пареной репы. Как два пальца!.. Об асфальт.

Да!.. Но есть и еще один вариант. Вариантик. Как же я его упустил? Самый, блядь, неприятный. Да, книга гениальная, дьявольски просто гениальная! собственно, самим Дьяволом мне, по всей видимости, и нашёптанная-надиктованная – чего уж там греха таить! сам  я ее, что ли, написал?! «гений»!.. – но всё это – ниспосланное мне свыше испытание. Испытание гениальностью, искушение славой! Выдержу я его или нет?

Если не выдержу – никакого Апокалипсиса, естественно, не будет, Бог этого, конечно же, не допустит! но вот я!.. Прямиком в ад после смерти. Прямёхонько! В самый распоследний круг! В пасть к самому Сатане. Вместе с Иудой и прочими архитатями. Не знаю уж, право, за что мне такие честь и почет, и чем моя скромная персона так высшие силы заинтересовала, но…Может, как раз именно своей скромностью и обычностью. Заурядностью. Как себя обычный, рядовой человек в такой необычной, неординарной ситуации поведет?.. Ну, не знаю короче! Не моего ума это дело. Главное…

Ха! «Еще ОДИН»!.. Не один! Есть и третий. Точнее, четвертый. Что книга эта – хорошая книга! Несет свет и добро. А вот сон – плохой. Происки Сатаны. Чтобы я ничего не печатал. Библия же мне что сказала?

«Не верь никаким снам!.. Сам решай!.. В сердце своем читай!.. Это и есть единственный критерий.»

Да-а… Это, конечно, прекрасный вариант. Про-осто-таки замечательный!.. И книжка хорошая и добрая, и я хороший и добрый. Белый и пушистый. Не Антихрист, а наоборот, Мессия. Христос почти. Пророк, блядь, Иеремия. А что? Почему бы и нет? Пуркуа бы, как говорится, и не па? Чем я не?..

Вот!! Вот. В этом-то всё и дело!.. Испытание-искушение… По хую мне, хорошая книжка или плохая, в смысле, добро она несет или зло – меня интересует лишь, что мне от этого будет? Лично мне?! Стану я в результате звездой, идолом, суперстаром или нет? И ради того, чтобы им-ей стать, я на всё готов! На всё заранее согласен. На любые злодейства. Пусть творятся! («Гений и злодейство – вещи несовместные,» – сразу же всплыла предостерегающе в памяти знакомая еще со школы строчка. Да ладно! «Несовместные»!..)

Ну, на абстрактные, конечно, злодейства, на абстрактные!.. Меня впрямую не касающиеся. Пусть где-то там, на другом конце нашего дорогого шарика гибнут миллионы и миллиарды. Да на здоровье! Даже интересно. Как по телевизору войну смотреть. Паф!! Всё горит, взрывается, рушится, а ты сидишь себе в уютненьком креслице, потягиваешь холодненькое пивко и слушаешь бесстрастный голос диктора: «В результате бомбардировки погибли тысячи мирных граждан – в основном, стариков, женщин и детей.»

Ну, погибли и погибли. Царство им небесное. Выпьем пару лишних глотков за упокой их несчастных душ.

Зато: а представьте себе!..

«Новые волнения, вызванные книгой Курбатова Б. В.!!! Во всем мире вышли на улицы новые миллионы людей с портретами Курбатова в руках!  Повсеместно образуются новые секты, провозглашающие Курбатова своим духовным лидером, Мессией и живым Богом. Фактически речь идет о зарождении нового культа, новой религии».

Да-а-а-а!.. Даже дух захватывает! Голова кружится. От таких… перспектив. Черт меня подери совсем!! Да ради этого!.. Пусть даже и не в таких масштабах… Но всё равно! О чем тут думать-то? Всё!! Всё! Решение принято. Да гори оно всё огнем! По хую! Будь, что будет!

 

Курбатов, дрожа весь от радостного нетерпения, от превкушения, кинулся к компьютеру. План его был предельно прост. Поместить начало книги на свою домашнюю страничку, объявить об этом на нескольких форумах и посмотреть, что получится. Он почему-то был уверен, что больше от него никаких особых усилий и не потребуется. Дальше всё само собой пойдет. Само собой всё раскрутится. Ну, в крайнем случае… Да не важно! Главное, поместить! Объявить всему миру!!

Первое, что ему сразу же бросилось в глаза на сайте провайдера, было помещенное там на самом видном месте огромное красочное объявление:

 

«                                       СЕНСАЦИЯ!!!

 

Сайт с совершенно фантастической книгой Ишутина В. С. бьет все рекорды посещаемости! Обязательно прочитайте!!!»

 

Уже холодея от какого-то зловещего предчувствия, он щелкнул мышкой линк на слове «книга». Текст на экране появился практически мгновенно. Курбатов почувствовал, что ему не хватает воздуха. Это была его книга! Его!! Как она оказалась у этого Ишутина В. С.?! Этого просто не могло быть!

Внезапно ум его озарила страшная догадка. Господи – боже! Неужели?!..

Курбатов быстро вышел из Сети и запустил антивирусную программу. Неужели!!??.. Несколько минут томительного ожидания и…

 

                                         Зараженных файлов             17

                                         Общим объемом                   … КБ

 

Вирус! В его компьютер кто-то лазил! Блядь!! Он же позавчера проверялся! Позавчера!! Ничего же не было! Все чисто было.

Уже почти ни на что не надеясь, он медленно подвел стрелку мыши к иконке «Мои документы». Пауза… Щелчок!.. Ничего!! Пусто! Книга исчезла. Испарилась!

Ебаный в рот! Этот пидор мало того, что текст себе скачал, так он еще и у меня его стёр! Ну, ттварь! Гондон! Впрочем, ругаться бесполезно. Поезд ушел. После драки…

А дискета!!?? Я же на дискету еще текст сбросил?! Хотя, что это теперь изменит? Но тем не менее!.. Может, там более полный вариант?! Кажется, я прямо на дискете последние правки делал!.. Черт, не помню уже!.. Курбатов лихорадочно сунул в компьютер дискету. Так… «Мой компьютер»,.. «Дисковод…» Ну!!??

Текст был безнадежно испорчен. Какие-то бессвязные куски, обрывки, строки и просто отдельные буквы. Курбатов вдруг вспомнил, что он последнее время при выходе в Сеть всегда обычно вставлял дискету в дисковод. Просто автоматически. Привык уже за последние три недели. Пока над книгой работал.

Значит, когда этот хуесос Ишутин к нему в комп залез, дискета вставлена, скорее всего, была. Всё ясно! Вс-с-ё яс-с-н-о…

Курбатов бесцельно полистал файл. Абракадабра,.. мешанина из букв,.. пусто,.. опять ерунда какая-то бессмысленная…

Неожиданно внимание его привлекли две чудом уцелевшие строки. Всего только две. Всего лишь три коротких предложения

«Нет плохих поступков, есть плохие цели. Всё дозволено! В рамках правильной цели – любой поступок правильный».

Курбатов откинулся назад в кресле, облизал пересохшие губы и истерически захихикал.

Я же сам этому учил! Чего ж теперь обижаться?! Вот вам и первый ученичок! Ишутин В. С. Прошу любить и жаловать! «Нет плохих поступков!..», «Все дозволено!..» Если учитель тебе больше не нужен, просто перешагни через него и двигайся дальше! К своей собственной, личной цели. «В рамках правильной цели – любой поступок правильный»!

Он посидел еще немного, бессмысленно глядя невидящими глазами прямо перед собой, куда-то в пространство, потом медленно перевел взгляд на экран и безвольным, заторможенным движением снова протянул руку к клавиатуре.

Пусто… Пусто… Опять пусто… Опять… Всё! Нет. Еще одна страница. Последняя. Тоже пустая. Почти. Посередине абсолютно пустого экрана мигала почему-то всего одна фраза. Одна-единственная.

 

ДО ВСТРЕЧИ В АДУ!

 

Курбатов почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы. Ему вдруг почудилось, что в комнате кто-то есть. Какой-то очередной чудовищный, жуткий монстр из его кошмаров. И этот кто-то шлет ему сейчас свой дружеский привет  сквозь века.

      – Но почему!? Почему!!??.. – занемевшими внезапно губами шепотом вслух закричал он. – Я же так ничего и не сделал!.. Ни-чего!!! Это несправедливо!.. За что!? За что-о-о!!!??? За что-о-о-о-о-о-о-о!!!!!!!???????

 

 

_______________________________________________________________________

_______________________________________________________________________

 

 

 

И спросил у Люцифера Его Сын, весьма удивленный:

            – Разве слово действительно может иметь такую силу?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

            – «В начале было слово»…